Рихард вагнер биография кратко, Лосев А.Ф. Исторический смысл мировозрения Рихарда Вагнера | Рихард Вагнер
Летом года по Европе прошел слух о смерти поэта, на самом же деле он, попрощавшись в мае с белым светом, оказался прикованным к кровати из-за болезни. Люди требуют от меня, чтобы я писал так, как они себе представляют красивую музыку; но они не думают о том, что я глух и поэтому у меня имеются на этот счет свои представления. Овербеку от 28 марта: «Кто знает, не должны ли вы, оба лучших друга Овербек и Гаст. Образование в биографии Карла Брюллова было получено в Петербургской академии художеств, которую он окончил с золотой медалью.
Разрабатывает теорию ритмического применения цвета. Постепенно от предметного искусства, где человек изображается реально к существующему миру фигуративная живопись переходит к чистой абстракции. Незнакомый голос. Первая жена Кандинского — Анна Чемякина , приходилась ему кузиной. То был брак без любви. По крайней мере, со стороны молодого юриста. Анна напоминала Кандинскому мать. В г. Совместная работа перетекла в нечто большее. Кандинский ласково называл Мюнтер "Эллой", "золотым сердечком", и в то же время не торопился расставаться с Чемякиной.
Он не повел Габриэль под венец даже после расторжения брака , ограничившись обрядом помолвки. Ему было так удобно. Мюнтер — муза , первый критик творчества. К тому же она обеспечивала его финансовое благополучие.
По сути, Василий Васильевич вёл жизнь банального альфонса. Мировая - 18 война заставила его вернуться в Россию. Бумаги, работы он оставил Мюнтер. Между ними завязалась переписка. Влюблённая Габриэль продолжала надеяться на лучшее. Кандинский поддерживал интригу , не говоря ни "да", ни "нет". Она, по просьбе знакомых, позвонила ему по телефону. Кандинский влюбился в юный голос. Они поженились, несмотря на разницу в возрасте: ей — 17 , ему — Андреевская вспоминала, что это была любовь с первого взгляда.
Кандинский работает в учреждениях культуры Советской России. Пишет мало — 18 работ за три года. Одна из них — акварель " Незнакомому голосу ", посвященная молодой супруге. Дегенеративное искусство. Кандинский с женой выехал по делам Академии художеств в Берлин и назад уже не вернулся. Абстракционизм Советской стране был не нужен, а служба чиновника, пусть и высокого ранга, его не устраивала.
Кандинский преподавал живопись в училище искусств Баухауз Веймар. За этими занятиями прошло два года, и я все это время опасался, что Бетховен умрет, прежде чем я составлю себе имя галопами и попурри. Благословение Богу, он дожил до того момента, когда имя мое засияло! Святой Бетховен, прости мне это реноме, но оно было приобретено, чтобы увидеть тебя!
О, счастье и радость! Цель моя достигнута! Я был на верху блаженства! Наконец-то я мог увязать свой узелок и отправиться к Бетховену. Меня охватил священный трепет, когда я вышел за городские ворота и двинулся на юг. Я бы с удовольствием сел в дилижанс, не потому, что боялся утомительного пешего пути - о, какие трудности я бы не принял на себя с радостью ради такой цели! Но созданного мною в роли сочинителя галопов было недостаточно, чтобы заплатить за проезд.
Поэтому я с радостью переносил все тяготы пешего путешествия и был счастлив от того, что они ведут меня к цели. О, каким мечтам, каким восторгам я предавался!
Ни один влюбленный, возвращающийся после долгой разлуки к любимой, не мог быть счастливее меня. Так я вступил в прекрасную Богемию, страну арфистов и уличных певцов. В маленьком городке я уввдел компанию странствующих музыкантов; они составляли небольшой оркестр: контрабас, две скрипки, два рожка, кларнет и флейта; кроме них там были также арфистка и две певицы с прекрасными голосами.
Они исполняли танцевальную музыку и пели песни, им дали денег, и они отправились дальше. Я вновь встретил их на маленькой красивой лужайке при дороге; они расположились там для обеда. Я присоединился к ним, сказав, что я тоже странствующий музыкант, и вскоре мы нашли общий язык. Поскольку они играли танцевальную музыку, я спросил их, исполняют ли они мои галопы. Мои галопы были им неизвестны! Как приятно мне было это услышать! Я спросил их, не исполняют ли они и другую музыку, кроме танцевальной.
Они распаковали ноты - и я увидел большой септет Бетховена; я с удивлением спросил, могут ли они сыграть и это. Я был вне себя от радости, тут же схватив скрипку Иосифа, я обещал им по мере моих сил заменить его, и мы начали играть септет. О, какое наслаждение! Здесь, на проселочной дороге в Богемии, под открытым небом, услышать бетховенский септет в исполнении странствующих музыкантов с такой чистотой, точностью и глубоким чувством, как это редко удается услышать и от самых известных виртуозов!
Великий Бетховен, мы воздали тебе должное! Мы как раз играли финал, когда - в этом месте шоссе заворачивает наверх, в гору - медленно и бесшумно приблизилась элегантная дорожная карета и остановилась прямо около нас. Удивительно длинный молодой человек с удивительно светлыми волосами лежал, вытянувшись, в карете и довольно внимательно слушал нас.
Он достал бумажник и что-то записал. После этого он как бы выронил из кареты золотую монету и тронулся дальше, сказав своему слуге несколько слов по-английски. Из этого я понял, что он, должно быть, англичанин. Это происшествие испортило нам настроение; по счастью, мы уже закончили играть септет. Я обнял моих друзей и хотел проводить их, но они объяснили мне, что отсюда они свернут с дороги и пойдут по тропинке через поле, чтобы вернуться в родную деревню.
Если бы не ждал меня сам Бетховен, я бы проводил их и туда. А так мы трогательно расстались и пошли своей дорогой. Потом мне пришло в голову, что золотую монету англичанина так никто и не подобрал. В следующем же постоялом дворе, куда я завернул по дороге, чтобы подкрепиться, я увидел англичанина, садящего за богато накрытом столом.
Он долго смотрел на меня и, наконец, обратился ко мне на приличном немецком: «Где ваши коллеги? Мне стало досадно; я объяснил ему, что за деньги я не играю и что вообще у меня нет скрипки, и в немногих словах рассказал ему, каким образом я встретился с музыкантами. Это было немало; я удивился.
За всю свою жизнь я ничего не слышал об английских странствующих музыкантах; поэтому я решил, что они, по-видимому, неплохо зарабатывают, если могут себе позволить совершать свои странствия в таких прекрасных экипажах. Я спросил его, не является ли он профессиональным музыкантом. Долго я не получал никакого ответа; наконец он медленно заявил, что у него очень много денег. Я понял, что ошибся и обидел его своим вопросом.
В смущении я замолчал и принялся за свою нехитрую еду. Англичанин опять долго разглядывал меня и вновь завязал разговор: «Вы знакомы с Бетховеном?
Я ответил, что еще никогда не был в Вене и именно сейчас нахожусь на пути туда, чтобы удовлетворить свое самое горячее желание - повидать боготворимого мною маэстро. Я приехал из Англии и тоже хочу познакомиться с Бетховеном.
Мы оба с ним познакомимся; он очень известный композитор». Какое странное совпадение! Великий мастер, каких различных людей ты привлекаешь к себе!
Одни отправляются к тебе пешком, другие - в каретах! Мой англичанин меня заинтересовал; но я должен признаться, что я не завидовал ему из-за его кареты.
Мне казалось, что мое трудное пешее паломничество является более благочестивым и святым, и поэтому достижение цели должно осчастливить меня больше, чем того, который направляется к ней в гордыне и высокомерии.
Тут раздался звук почтового рожка; англичанин уехал, крикнув мне, что он увидит Бетховена раньше меня. Но, пройдя всего лишь несколько часов по проселочной дороге, я неожиданно вновь встретился с ним.
Сломалось колесо у его экипажа; но он с величественным спокойствием сидел внутри, а его слуга сзади на запятках, несмотря на то, что карета наклонилась набок.
Я узнал, что они ждут почтмейстера, который побежал в довольно отдаленную деревню за кузнецом. Они ждали уже долго; так как слуга говорил только по-английски, я решил сам отправиться в деревню, чтобы поторопить почтмейстера и кузнеца. И действительно, я застал первого в трактире, где он выпивал, не очень-то заботясь об англичанине; тем не менее в скорости я привел его и кузнеца к поломанному экипажу. Экипаж починили; англичанин обещал уведомить обо мне Бетховена - и уехал.
Как же я удивился, когда на следующий день я вновь встретил его на дороге! На этот раз колесо было цело, он спокойно остановился на дороге, читая книгу, и казался совершенно удовлетворенным, увидев меня. Ведь ехать - это гораздо лучше, чем идти пешком. Садитесь ко мне в карету». Я опять удивился.
Какое-то время я колебался, не принять ли мне его предложение; но вскоре я вспомнил об обете, который дал вчера, когда увидел отъезжающего англичанина: я принес обет, в любых обстоятельствах продолжать свое паломничество пешком. Об этом я и заявил ему. Теперь пришла его очередь удивиться: он не мог понять меня. Он повторил свое предложение, сказав, что он ждал меня много часов, хотя и потерял и так много времени из-за разбитого колеса. Но я был тверд, и он уехал в изумлении.
В действительности же я чувствовал к нему тайную антипатию; у меня было какое-то мрачное предчувствие, что этот англичанин доставит мне много неприятностей. Кроме того, его почитание Бетховена и его намерение с ним познакомиться казались мне скорее причудой богатого франта, а не глубокой внутренней потребностью восторженной души.
Поэтому мне хотелось избежать общения с ним, чтобы не осквернить мое благочестивое намерение. Но, как если бы судьба хотела подготовить меня к тому, в какие опасные перипетии я еще попаду с этим джентльменом, я встретил его вечером того же дня еще раз. Его экипаж стоял на дороге перед постоялым двором, и он, по-видимому, ждал меня, так как он сидел в своей карете, оборотившись назад, и смотрел на дорогу. Хотите поехать со мной к Бетховену?
Тут к моему чувству изумления примешался неясный страх. Эту вызывающую настойчивость услужить мне я не мог объяснить ничем иным, как только тем, что англичанин, заметив мою растущую антипатию, хотел навязать свое общество мне на погибель. С нескрываемой досадой я опять отклонил его предложение. Это было действительно в последний раз, когда я встретился с этим сыном Альбиона на моем долгом пути в Вену.
Наконец-то я вступил на улицы Вены; я достиг цели своего паломничества. С каким чувством я входил в эту Мекку моей веры! Все превратности долгого и трудного путешествия были забыты; я был у цели, в тех же стенах, которые окружали Бетховена.
Я был слишком взволнован, чтобы сразу же приступить к выполнению своего намерения. Правда, я осведомился, где живет Бетховен, но только для того, чтобы найти себе пристанище поблизости. Примерно напротив того дома, в котором жил маэстро, располагалась не слишком шикарная гостиница; я снял маленькую каморку на пятом этаже и стал готовиться к самому великому событию моей жизни - к визиту к Бетховену. Отдохнув два дня, которые я провел в посте и молитвах, но еще ни одним взглядом не удостоив Вену, я набрался мужества и перешел через улицу в знаменитый дом.
Мне сказали, что господина Бетховена нет дома. Это мне подходило - у меня было время, чтобы вновь собраться с духом. Но когда мне в течение одного дня четыре раза был дан тот же самый ответ, причем уже несколько раздраженным тоном, я счел этот день несчастливым и в досаде решил отказаться от визита.
Когда я возвращался в свою гостиницу, из комнаты на ее первом этаже меня довольно любезно приветствовал мой англичанин. Он встретил меня на лестнице и с видимым дружелюбием затащил меня в свою комнату.
Я здесь уже много дней и снял комнату в этой противной гостинице, чтобы быть к нему поближе. Поверьте мне, очень трудно добиться возможности поговорить с Бетховеном; это очень капризный джентльмен. Я был у него уже шесть раз, и мне все время отказывали. Теперь я встаю очень рано, сажусь у окна и сижу так до вечера, чтобы увидеть, когда же он выходит из дому. Но, похоже, что этот джентльмен не выходит никогда». И мне это очень неприятно, потому что я приехал не для того, чтобы познакомиться с Веной, а с Бетховеном».
Это известие очень огорчило меня. Тем не менее, на следующий день я вновь испытал судьбу - и опять напрасно: врата рая были закрыты для меня.
Мой англичанин, который с напряженным вниманием наблюдал за моими бесплодными усилиями из своего окна, тем временем разузнал, что квартира Бетховена не выходит на улицу. Его это очень раздосадовало, но он не оставил своих настойчивых попыток. Однако мое терпение подходило к концу, так как у меня было для этого больше причин; мало-помалу прошло около недели, а я так и не достиг цели, деньги же, заработанные сочинением галопов, не разрешали мне долго оставаться в Вене.
Я начал приходить в отчаяние. Я поделился своими страданиями с хозяином гостиницы. Он усмехнулся и обещал сообщить мне причину моего несчастья, если я поклянусь не выдавать его англичанину. Думая о своей несчастливой звезде, я поклялся. Но это вызывает большое недовольство господина фон Бетховена, и он преисполнен такой ярости к навязчивости этих господ, что ни одному иностранцу невозможно до него добраться.
Он необычный человек, его нужно простить. Но для моей гостиницы это очень выгодно, потому что здесь обычно останавливается много людей, которые из-за трудностей, связанных с намерением познакомиться с Бетховеном, вынуждены оставаться у меня дольше обычного. Но если вы пообещаете, что не спугнете этих господ, я надеюсь найти средство, каким образом вы сможете встретиться с господином Бетховеном». Выслушать это признание для бедолаги вроде меня было очень утешительно; выходит, я не мог достичь цели потому, что сходил за англичанина!
О, мое предчувствие меня не обмануло: этот англичанин явился мне на погибель! Я хотел тотчас же съехать из гостиницы, поскольку любого останавливающегося здесь человека в доме Бетховена считали за англичанина, и уже по одному этому и на меня распространялся запрет. Но обещание хозяина найти для меня путь увидеть Бетховена и поговорить с ним удерживало меня. Англичанин, которого я теперь уже ненавидел всей душой, тем временем начал плести всяческие интриги и изыскивать возможности подкупа, но безрезультатно.
Опять прошло несколько бесплодных дней, во время которых средства, добытые галопами, заметно уменьшились, когда наконец хозяин доверительно сообщил мне, что я наверняка застану Бетховена в саду пивной, куда тот почти каждый день отправлялся к определенному часу. Одновременно мой советчик сообщил мне безошибочные приметы, по которым я мог узнать великого маэстро.
Я ожил и решил не откладывать своего счастья на завтра. Невозможно было подкараулить Бетховена около его дома, поскольку он всегда выходил через заднюю дверь; таким образом, мне ничего другого не оставалось, как увидеть его в пивной.
Но, к сожалению, и в этот день, и в последующие два, я безуспешно пытался застать его там. Наконец, когда на четвертый день я вновь в определенный час направил свои стопы к роковой пивной, к своему отчаянию я увидел, что англичанин осторожно следует за мной.
Этот несчастный, сидя у своего окна, заметил, что я ежедневно в один и тот же час направлялся в одну и ту же сторону; это удивило его, он тотчас же заподозрил, что я нашел путь, как встретиться с Бетховеном, и решил воспользоваться моим открытием. Он совершенно откровенно рассказал мне об этом и тут же заявил, что он теперь повсюду будет следовать за мной.
Напрасны были мои попытки обмануть его и заставить поверить, что моим единственным намерением было просто для отдыха пойти в простую пивную, совсем не фешенебельную, так что джентльменам вроде него там не место: он был непреклонен в своем решении не упускать меня из виду; мне лишь оставалось клясть свою судьбу.
Я попробовал быть с ним невежливым и отпугнуть его своей грубостью; но он был далек от того, чтобы этим возмутиться, и ограничился лишь кроткой улыбкой. Его idee fixe было - увидеть Бетховена, все остальное его не трогало. И действительно, в этот день это произошло - наконец-то, я впервые увидел великого Бетховена. Никакими словами невозможно описать мой восторг - и одновременно мою ярость - когда, сидя за одним столиком с моим джентльменом в саду пивной, я увидел приближающегося человека, чей внешний вид и осанка полностью соответствовали тому описанию, которое набросал мне мой хозяин.
Длиннополый синий сюртук, спутанные жесткие седеющие волосы, а также выражение лица - все полностью соответствовало тому образу, который сложился в моем воображении.
Ошибка была невозможна: я узнал его с первого взгляда! Короткими быстрыми шагами он прошел мимо нас; неожиданность и почтение сковали меня. Англичанин не упускал ни одного моего движения; с любопытством разглядывал он вновь пришедшего, который уединился в самом отдаленном уголке сада, где в этот час было еще мало посетителей.
Ему принесли вина, и некоторое время он сидел в задумчивой позе. Мое сердце громко билось, как бы говоря мне: это он!
На какое-то время я забыл про своего соседа и с необыкновенным волнением жадно рассматривал человека, гений которого владел всеми моими мыслями и чувствами с тех самых пор, как я научился думать и чувствовать. Невольно я тихо заговорил сам с собой, это был монолог, закончившийся столь значимыми для меня словами: «Бетховен, неужели это ты, кого я вижу перед собой?
Ничто не ускользнуло от внимания моего гнусного соседа, который, низко наклонившись ко мне, с затаенным дыханием вслушивался в мой шепот.
Из состояния глубокого восторга меня вдруг вывели его слова: «Yes! Этот джентльмен - Бетховен! Пойдемте, представимся ему! Здесь, в этом месте, представиться ему, не соблюдая никаких приличий? С этими словами он достал из кармана что-то вроде нотной тетради и хотел направиться прямо к столику, за которым сидел человек в синем сюртуке. Вне себя я схватил англичанина за фалды, вскричав в запальчивости:.
Вся эта перепалка привлекла внимание Бетховена. Казалось, он почувствовал, что является предметом нашего спора. Поспешно осушив свой стакан, он поднялся с места, собираясь уйти. В году А. Блок писал: "Возвратить людям всю полноту свободного искусства может только великая и всемирная Революция, которая разрушит многовековую ложь цивилизации- и поднимет народ на высоту артистического человечества".
Для А. Блока это не было просто торжественными и пустыми словами. Он имел в виду совершенно определенную музыку, совершенно определенного композитора или во всяком случае совершенно определенный тип его и специфически настроенную публику, слушателей такой музыки. Речь у А. Блока шла здесь именно о Рихарде Вагнере. По мнению А. Блока, Вагнеру были глубочайше известны идеалы духовной свободы. Но в то время как европейское мещанство всегда губило такого рода художников, как раз этого оно и не достигло в случае с Вагнером.
Блок спрашивает: "Почему Вагнера не удалось уморить голодом? Почему не удалось его слопать, опошлить, приспособить и сдать в исторический архив, как расстроенный, ненужный более инструмент? Оказывается, Вагнер, по Блоку, не только создавал красоту и не только любил ее созерцать. Он еще отчаянно сопротивлялся превращению этой красоты в мещанскую и бытовую пошлость.
Он умел не только любить, но он умел еще и ненавидеть. Этот яд, разлитый во всех его творениях, и есть то "новое", которому суждено будущее". Эстетика Вагнера и есть эстетика революционного пафоса, который он сохранил на всю жизнь и который с молодым задором выразил еще в году в статье "Искусство и революция". Идеалом Вагнера, несмотря ни на какие жизненные коллизии, всегда оставалось "свободное объединенное человечество", неподвластное, по словам композитора, "индустрии и капиталу", разрушающим искусство.
Это новое человечество, по мнению Вагнера, должно быть наделено "социальным разумом", овладевшим природой и ее плодами для всеобщего блага. Вагнер мечтает о "будущих великих социальных революциях", путь к которым указывает преобразующая роль искусства.
