Роль государства в экономической жизни анархизма, Анархо-капитализм — Википедия

Ясно, что здесь процесс производства принял общественный, коллективистический характер. А рабочий поступит в интересах не только общины, но и в интересах своих: внесет вклад в сохранение жизни людей, с которыми он живет и которые своим трудом создавали и ему досуг. Вместо сравнения цен распределение ресурсов при анархо-коммунизме будет основано на сравнении потребительских ценностей конкретных продуктов, а также их относительной дефицитности.

Против доктрины роста. Уничтожение социальной структуры. Углубление неравенства. Общество против экономизма. Вопрос самоограничения. Мариус Е. Degrowth как обратный билет в будущее.

Ссылки на оригиналы текстов. Термин «анархономика» совсем не на слуху у большинства людей, и, хотя воображение подсказывает нам, что слово образовано от двух составляющих — «анархия» и «экономика» — мы все же имеем скудное представление о том, что включает в себя эта идея в сущностном выражении.

Иначе говоря, какие актуальные экономические преобразования предлагают анархисты? Несмотря на то, что на русском языке полно вводных текстов по анархизму, практически нет никакой актуальной литературы и прочих материалов по отдельным вопросам важнейшего характера.

К примеру, экономический вопрос практически не отражен, если не рассматривать историческую составляющую или уже давно написанные тексты, потерявшие частично или полностью свою актуальность. Известно, что анархисты хотят экспроприировать собственность и обратить ее на благо общества, известно, что многие анархисты хотят распределять произведенные продукты в соответствии с потребностями, и оттого вступают в дискуссию со сторонниками ограничения распределения.

Но мало ответов на вопрос, как именно это будет организовано. Какие социальные предпосылки для построения экономики нового типа и что нужно сделать, чтоб она была устойчивой? Во многом для ответа на эти вопросы мы составили этот сборник.

И, предвосхищая возмущения некоторых наших политических оппонентов, которые, прочитав представленные ниже тексты, заявят, словно в представленных работах нет ни слова про экономику только лишь потому, что там не описаны, как будут работать отдельно взятые предприятия, спешим сообщить, что сборник не об этом.

Анархисты не занимаются тем, чем должны заниматься микроэкономисты, и, хотя некоторые микроэкономисты могут быть анархистами, обратное не всегда верно. Мы рассматриваем социальные отношения между людьми и организациями и отношения внутри организации. Иначе говоря, хотя в некоторых местах вы можете встретить нечто похожее на модель экономики отдельно взятой организации, маловероятно, что эти примеры зададут все аспекты функционирования взятой в рассмотрение отрасли.

Мы хотели бы проанализировать, как могли бы работать отдельно взятые экономические модели в целом в обществе посткапиталистического мира, и на каких принципах они могли бы строиться.

Здесь мы сделали уклон на социальный анархизм, потому что считаем, что социальный анархизм в наибольшей степени популярное и динамическое учение, экономические модели которого должны постоянно подвергаться пересмотру. Хотя, безусловно, есть модели индивидуалистического плана, или экономические модели, которые ориентируются на эпоху раннего капитализма, но они не претерпели значительных изменений со временем и на вряд ли когда-либо будут изменяться.

Публиковать тексты, которые бы просто резюмировали сказанное теоретиками в прошлом, нет никакого практического смысла, поэтому если вы ищете экономические предложения для общества индивидуалистического анархизма американского типа, их тут будет критически мало. Касательно структуры этого сборника, то он негласно поделен на три блока. Первый блок — это основные предложения, вводные тексты по анархической экономике, которые несут программный характер.

Второй блок составляют примеры обществ, которые практикуют или практиковали анархономику или модель, которая отражает либертарную тенденцию. Третий блок — это предложения через призму критики. По большей части это тексты сторонников модели отрицательного роста. И хотя анархисты напрямую не пишут о том, что выступают за ограничение экономического роста или даже сокращение этого роста опять же, за счет упразднения так называемых «бредовых работ» и отказа от навязанных потребительским образом жизни потребностей , вполне очевидно, что если мы хотим жить в мире, где царит гармония между природой и человеком как части природы, мы не можем обойти стороной вопрос, как влияет экономическая деятельность человека на экосистему и как снизить это влияние.

Любая революционная теория оставляет место для практики, поэтому мы всячески рассчитываем, что написанное не будет восприниматься как Библия, а станет отправной точкой к размышлению и формированию новых работоспособных моделей и, что немаловажно, к их дальнейшему воплощению.

Экономика — это по праву объект большого презрения. Как выразился Малатеста: «Священник держит вас в повиновении и подчинении, говоря вам, что на все есть воля Божья; экономист говорит, что таков закон природы». Таким образом, «никто не несет ответственности за бедность, поэтому нет смысла против нее восставать». Прудон справедливо утверждал, что «политическая экономия Люди, страдающие от мер жесткой экономии по всему миру, были бы с ним согласны: «Враги общества — экономисты».

Ничего не изменилось, кроме того, что привычная альтернатива оказалась еще хуже. Только тот, кто не имеет с рабочими ничего общего, мог разработать ленинскую следующую парадигму: « Все граждане превратятся в наемных работников государства Все общество превратится в единую организацию и единую фабрику». Бедность этой концепции социализма выражается в его заявлении о том, что мы должны «организовать все хозяйство по образцу почтовых отделений».

Очевидно, кто-то не знаком с выражением «going postal» , что в переводе на русский буквально означает «впасть в ярость и открыть стрельбу по людям» Как давно заметил Кропоткин, марксисты «совершенно не утруждают себя тем, чтобы объяснить, что их идея социалистического государства отличается от системы государственного капитализма, при которой каждый был бы функционером государства». Анархисты давно борются против такой ограниченной позиции причем с обеих сторон.

Эмма Гольдман, например, утверждала, что «истинное богатство состоит из вещей полезных и красивых, из вещей, которые помогают культивировать сильные, красивые тела и окружение, вдохновляющее на жизнь». В учебниках по экономике такого не встретишь! Кропоткин хорошо сказал:. Из этого следует, что социализм означает конец буржуазной экономики, которая является не наукой, а идеологией, защищающей капитализм и богатых… На самом деле он означает рассвет экономики как реальной науки.

И что же такое анархономика? Она означает, полагаю, две вещи. Во-первых, это анархический анализ и критика капитализма, во-вторых, это идеи относительно того, как могла бы функционировать экономика при анархизме. Оба эти аспекта взаимосвязаны. То, чему мы сопротивляемся при капитализме, будет отражено в наших взглядах на либертарную экономику в той же степени, как наши мечты и чаяния о свободном обществе будут дополнять наш анализ.

Прежде чем обсудить анархономику, я вынужден быстро пройтись по нелибертарным инициативам. Исторически есть два способа рассмотрения проблем общественной экономии, оба из которых порочны.

Первый из них предоставляет детальные описания будущего общества, второй ограничивает себя короткими комментариями о социализме. Первые социалисты, подобные Фурье и Сен-Симону, в самом деле представляли подобные программы, и быстро проясняются две вещи. Первая — это невозможность создания таких идеальных общин, вторая — это их элитарная сущность: они в самом деле считали, что знают лучше всех, и поэтому демократия и свобода не входили в их рассмотрение как важные составляющие «социалистического» общества если вообще правильно называть такое общество «социалистическим».

Прудон справедливо нападал на такие системы как на тирании которые он обозвал «коммунальностью», но их обычно переводят как «коммунизм». Несмотря на желательность или практичность таких воззрений, базовое представление, что мы способны подробно расписывать проект будущего общества, ложно. Адам Смит, к примеру, не изобретал точную схему того, как должен работать капитализм, он описывал принцип работы.

Отвлеченные модели пришли позднее, с приходом неоклассической экономической школы, оправдывающей текущее положение дел. Этот феномен достиг своего апогея в послевоенных экономиках, когда экономистов рассматривали в качестве изобретателей иррациональных экономических моделей, основанных на невозможных допущениях.

К сожалению, это «творчество» расцветает и поныне с целью пропихнуть в настоящую экономику кошмарные реформы и навязать, таким образом, их реальным людям. Мы не хотим повторять подобное только ради того, чтобы произвести впечатление на некоторых убежденных сторонников неоклассической экономической школы.

Другой ракурс рассмотрения экономики социализма ассоциируется с именем Маркса. Он написал весьма немного про социализм, несомненно, его убеждения отражены в реакции на утопических социалистов и их подробные программы. К сожалению, эти немногие разрозненные заметки по вопросу планирования оказались бичом социализма.

Эту проблему можно увидеть исходя их его альтернативы прудоновскому рыночному социализму в «Нищете философии» , которая умещается только лишь в трех предложениях. Это классический пример ошибочного переноса свойств частного на целое, и она кажется осуществимой только тогда, когда вы обсуждаете экономические отношения между двумя людьми, как это делал Маркс Петр и Павел.

Она решительно невозможна в рамках экономики, где есть миллионы людей, общественный продукт и средства производства. В таких обстоятельствах это просто утопия, что стало бы очевидным, если бы Маркс попытался объяснить принцип работы его экономических построений! Маркс быстро отбросил идею мгновенного централизованного коммунизма, изложенную в «Нищете философии» , и в «Манифесте Коммунистической партии» выступил за переходный период в форме государственного капитализма.

Этот переходный период стал бы основой для медленного построения «социализма», что зиждился бы на буржуазных структурах и характеризовался бы централизацией. Однако такая пропаганда централизованного планирования основывалась на заблуждении, на экстраполяции того, как капиталистические фирмы увеличиваются в размерах и замещают собой рынки посредством осознанного принятия решений в широком масштабе.

Но при капитализме критерий «принятия решений» является ограниченным, и Маркс никогда не задавался вопросом, что планирование больших фирм возможно только благодаря одному фактору — прибыли. Это тот самый капиталистический редукционизм, который создает ошибочное представление о том, что централизованное планирование может работать. Также кажется странным, что по какому-то счастливому стечению обстоятельств экономическая и промышленная структура, сформированная по критериям, необходимым для увеличения прибылей и усиления власти правящих, идеально подходит для социализма — системы, которая должна удовлетворять потребности, которые капитализм отрицает!

И как в случае с неоклассической экономикой, такие ошибочные убеждения имеют свои последствия. Во время революции в России они предоставляли идеологическое обоснование для большевистского расшатывания подлинно хотя и неполных социалистических практик фабричных заводских комитетов в пользу централизованных промышленных структур, доставшихся революции от капитализма «главки» в царской России — с разрушительными последствиями, как для экономики, так и для социализма.

Покуда марксистская перспектива порочна, несколько фраз недостаточно. Нам надлежит обрисовать будущее, основываясь на анализе современного общества и его тенденций. Я должен подчеркнуть, что анархисты не сопоставляют абстрактно капитализм с каким-либо идеальным прообразом будущего.

Как утверждал Прудон в в его «Системе экономических противоречий» , «современная форма» организации труда «неадекватна и преходяща». Пока он соглашался с утопическими социалистами по этому вопросу, он, тем не менее, отринул их убеждения в пользу того, чтобы обосновать социализм анализом тенденций и противоречий внутри капитализма.

Прудон, к примеру, утверждал, что работники эксплуатируются посредством производства, поскольку они «продают себя и отчуждают свободу» в пользу собственника, контролирующего их труд и присваивающего «коллективную силу» , производимую ими.

Однако «в силу принципа коллективной силы, рабочие равноправны и вступают в ассоциацию со своими сподвижниками». Однако, чтоб «такая ассоциация была возможна, всякий, кто участвует в ней, должен вносить вклад» как «действующий фактор» , обладая «совещательным голосом в совете» на принципе «равенства». Это подразумевает свободный доступ и социализацию, и поэтому рабочие должны «напрямую наслаждаться правами и прерогативами ассоциации и даже управленцев» , устраиваясь на рабочее место.

Это означает необходимость создать «решение, основанное на равноправии» — другими словами, «организацию труда, включающую отрицание политической экономии и частной собственности». Сегодня мы можем только анализировать капитализм, понимать его динамику и распознавать элементы внутри него, которые обрисовывают будущее.

Эти две формы — объективные тенденции внутри капитализма такие как крупномасштабное производство и противостоящие тенденции такие как профсоюзы, сопротивление, стачки. Последнее есть ключ и является тем, что отделяет анархизм от марксизма, который в общем подчеркивает первые обозначенные тенденции. Поэтому мы находим у Прудона указание на кооперативные рабочие места и кооперативный кредит во время революции года, пока революционные анархисты, такие как Бакунин и Кропоткин, обращали внимание на рабочее движение.

Кропоткин, к примеру утверждает, что « рабочие, организованные в профсоюзы… [должны] присвоить все отрасли промышленности… [и] управлять этими отраслями на благо общества». И мы можем легко увидеть, как забастовочные собрания, комитеты и федерации, борющиеся с капиталистическим угнетением и эксплуатацией сегодня, могут стать рабочими собраниями, комитетами и федерациями свободной социалистической экономики завтра. Такая перспектива дает необходимое понимание того, откуда придет социализм — он грядет снизу, путем самодеятельности угнетенных, борющихся за свою свободу.

Это, в свою очередь, показывает, что основными структурами либертарного социализма станут институты, построенные рабочими в их борьбе против эксплуатации и угнетения. И это займет время.

Как подчеркивал Кропоткин, анархисты «не верят, что революцию удастся осуществить сразу, в мгновение ока, как мечтают некоторые социалисты». Это особенно актуально на фоне тех экономических проблем, с которыми, по его справедливому прогнозу, столкнется социальная революция. Таким образом, он был прав, утверждая, что «если бы мы ожидали, будто революция с первых же своих мятежных шагов проявит откровенно коммунистический или даже коллективистский характер, это было бы равносильно тому, чтобы раз и навсегда отказаться от революционной идеи».

И это видно на примере любой революции -—даже испанской революции года и коллективов, созданных членами НКТ, которые анархисты не планировали или желали, а скорее являлись продуктом конкретных обстоятельств того времени не то, чтобы марксисты, надо отметить, знали об этом!

Таким образом, анархономика будет развиваться по мере революционных преобразований, по мере развития самой анархономики в ее практическом применении. Однако основываясь на вышесказанном, мы можем обрисовать ее основы.

Есть много общего у всех анархических школ. Прудон замечательно изложил базовое представление, когда утверждал, что «владение землей и инструментами труда — общественное владение» и выступал за «демократически организованные рабочие ассоциации» , объединенные в «широкую федерацию». В такой экономике на смену частной и государственной собственности приходят права пользования, владения и социализации, а также самоуправление производством как постоянно подчеркивал Кропоткин, рабочие «должны быть настоящими руководителями промышленности».

Возникает социально-экономический федерализм на промышленном, сельскохозяйственном и коммунальном уровнях с группами пользователей, потребителей, заинтересованных лиц. Такой была бы децентрализованная экономика. Как правильно утверждал Кропоткин, «экономические изменения, которые произойдут в результате социальной революции, будут настолько масштабны и глубоки Отсюда вытекает необходимость свободных соглашений или договоров между хозяйствующими субъектами, основанных на реальной автономии и горизонтальных связях.

Проще говоря, производство нуждается в децентрализации, а значит, и в соглашениях между сторонами. Централизованный орган не может знать потребности конкретных людей, которые по своей сути субъективны по определению, должна быть субъективна и потребительная стоимость.

Он не может знать, какие критерии применить, чтобы удовлетворить потребности положительные потребительные стоимости , или какие затраты считаются приемлемыми для их удовлетворения отрицательные потребительные стоимости.

Он также не может знать, когда и где нужны товары. Если бы он попытался собрать такие знания, то просто бы погряз в информации, при условии, что он вообще смог бы их собрать или даже знал бы, что именно ему нужно собрать!

Это относится как к отдельным людям, так и к рабочим местам и сообществам. Как верно предсказывал Кропоткин, идея «сверхцентрализованного правительства… повелевающего, чтобы установленное количество» товаров «отправлялось в такое-то место в такой-то день» и «принималось в такой-то день определенным чиновником и хранилось на определенных складах» , одновременно «нежелательна» и «крайне утопическая».

Реалистичный и привлекательный социализм нуждается в «сотрудничестве, энтузиазме, местном знании » людей. Такая система будет основана на соответствующей технологии. Здесь необходимо подчеркнуть, что анархисты не являются противниками крупномасштабной промышленности и четко заявляют об этом, начиная с Прудона. Так, Кропоткин утверждал, что «если мы проанализируем современные отрасли промышленности, то вскоре обнаружим, что для некоторых из них действительно необходимо сотрудничество сотен и даже тысяч рабочих, собранных в одном месте.

К этой категории, несомненно, относятся громадные металлургические и горнодобывающие предприятия; пароходы невозможно построить в кустарных мастерских». В свободном обществе масштабы промышленности определяются объективными потребностями, в отличие от капитализма, где прибыль слишком часто способствует росту масштабов, не требуемых технологией.

Кроме того, производство будет основано на интеграции , а не на разделении. На смену разделению труда приходит объединение ручного и умственного труда, промышленного и сельскохозяйственного. Сельское хозяйство и промышленность будут сосуществовать в свободных сообществах, предоставляя людям широкий спектр труда и прекращая разделение на тех, кто отдает приказы, и тех, кто их выполняет, на меньшинство счастливчиков с интересной работой и большинство тех, кто трудится в нездоровой обстановке, делая скучные вещи.

Это, конечно, предполагает преобразование рабочих мест, их окружения и самого труда. Многие полагают, что либертарный социализм возьмет на вооружение и оставит в неизменном виде производственную структуру и методы работы, оставшиеся от капитализма — как будто после социальной революции рабочие будут делать все по-старому! Опять же, все это в значительной степени характерно для всех школ анархизма. Ключевое различие заключается в распределении: в зависимости от того, на каком принципе основывать потребление — «по труду» или «по потребностям» — старый спор о трудовом вкладе и потребностях.

Справедливости ради следует сказать, что большинство анархистов — коммунисты, причем не в смысле «приспешники Советского Союза» я видел, как, казалось бы, умные люди, продвигают миф о «советском коммунизме»! С этической точки зрения большинство анархистов согласится со мной, что это наилучшая система, по причинам, которые так хорошо указал Кропоткин и которые я не буду пытаться здесь кратко изложить.

Вопрос о том, как быстро можно достичь такой системы, давно является спорным в анархистских кругах, равно как и представления о том, как именно она будет работать. Достаточно сказать, что либертарно-коммунистическое общество будет развиваться в зависимости от желаний и объективных обстоятельств, с которыми сталкиваются те, кто его создает.

Однако уже сегодня можно и нужно обсуждать некоторые очевидные проблемы такой системы. В отличие, скажем, от мютюэлизма, цен нет. Хотя при капитализме потребность в прибыли порождает экономические кризисы и усиливает неопределенность, справедливости ради следует отметить, что даже на некапиталистических рынках существует множество проблем. Тем не менее, рыночные цены служат ориентиром при принятии экономических решений, поскольку они отражают реальные затраты труда, сырья, времени и т.

В связи с этим возникает очевидный вопрос: как лучше распределять ресурсы в отсутствие цен? Это не совсем очевидно. Например, золото и свинец имеют одинаковую потребительскую стоимость, так почему же нужно использовать одно, а не другое?

Рынки как бы плохо они ни работали оценивают их золото стоит фунтов стерлингов за килограмм, а свинец — 10 фунтов стерлингов за килограмм, что упрощает выбор, хотя и чересчур. Поэтому либертарно-коммунистическая экономика должна информировать людей о реальных затратах и условиях производства, без искажающего влияния рынков.

Как говорил Кропоткин, «разве мы еще не обязаны анализировать тот составной результат, который мы называем ценой, а не принимать его как верховного и слепого правителя наших действий? Таким образом, «мы должны анализировать цену » и «различать ее элементы» , чтобы обосновать принятие экономических и социальных решений. Поэтому в рамках федеративных структур свободного общества необходимо согласовать принципы распределения ресурсов.

Например, можно создать систему взвешенных баллов для различных факторов принятия решений, чтобы на каждом этапе создания продукта проводился анализ затрат и результатов с учетом правильности предыдущих решений и информированности о затратах. Это отражало бы объективные затраты время, энергия и ресурсы , но как быть с изменениями спроса и предложения? Это важный вопрос, поскольку либертарно-коммунистическое общество должно будет производить предлагать продукцию в ответ на запросы спрос на нее.

Во-первых, по здравому смыслу, на каждом рабочем месте нужно сделать запасы на случай непредвиденных изменений в запросах, чтобы компенсировать кратковременные изменения в производстве или спросе. Разумеется, инвестиции будут осуществляться на разных уровнях: отдельные рабочие места будут вкладывать средства в сокращение времени на производство продукции, чтобы получить больше свободного времени для членов рабочей ассоциации и таким образом получить реальный стимул для инноваций в области процессов и производительности.

Необходимость федерализма обусловлена именно тем, что на разных соответствующих уровнях должны приниматься разные решения. Однако производство — это не просто клепание товаров. Вопрос о человеке перевешивает вопросы дешевизны или механической целесообразности. Поэтому мы должны отказаться от отдельных целей или критериев таких как максимизация прибыли или сокращение времени и смотреть на картину целиком. Таким образом, если капитализм основан на принципе «дешево ли это?

В конечном счете мы заинтересованы в экономической свободе. Я никогда не понимал, как наемное рабство может служить примером себялюбия, но буржуазная экономика именно так все и выставляет. Как подчеркивал Кропоткин, «производство, упустив из виду потребности человека, пошло совершенно не в ту сторону, и в этом виновата его организация… давайте… реорганизуем производство так, чтобы действительно удовлетворить все потребности».

А это потребности всего человека, уникального индивида: как «потребителя» пользователя потребительных стоимостей, как производителя, как члена сообщества и как части экосистемы. Потребности, которые капитализм отрицает или частично удовлетворяет за счет других, не менее важных аспектов нашей жизни. В отличие от марксистов, мы прекрасно понимаем, что нынешняя экономическая структура несет на себе отпечаток стремления к прибыли в рамках классовой иерархии.

Поэтому, хотя наша краткосрочная цель — присвоить капитал и обратить его на удовлетворение человеческих потребностей, наша более долгосрочная цель — преобразование промышленности и промышленной структуры именно потому, что мы понимаем, что то, что «эффективно» при капитализме, не может, несмотря на слова Ленина, считаться хорошим для социализма.

Как я уже говорил, анархономика будет развиваться по мере развития революции, по мере развития самой анархономики. Мы не можем предсказать, каков будет конечный пункт, поскольку наше видение обеднено капитализмом. Все, что мы можем сделать сегодня, — это набросать эскиз либертарного общества, которое возникнет в результате упразднения классов и иерархии, эскиз, основанный на нашем анализе и критике капитализма, борьбе с ним, наших надеждах и мечтах.

Это лишь краткое введение в анархономику. В разделе I «Анархизма в вопросах и ответах» этот вопрос рассматривается более подробно, затрагиваются такие темы, как самоуправление, социализм, что плохого в рынках и необходимость децентрализации. Несколько лет назад я также выступил с докладом «Экономика анархии» «The Economics of Anarchy » , в котором обобщил все основные школы анархической мысли.

Мютюэлизм Прудона обсуждается во введении к «Собственность — это кража! А для всех читающих это сторонников частной собственности, которые возражают против использования мною слова «либертарианский», достаточно сказать, что это слово придумали мы т. Стремительно приближающийся крах капитализма, о котором свидетельствует мировая экономическая катастрофа, заставляет людей задуматься о новом общественном устройстве.

То, что капитализм находится на последнем издыхании, признают даже консерваторы.

В вопросе о том, что делать, царит величайшая неразбериха. Предлагается множество так называемых средств: от усердной молитвы, как рекомендует Папа Римский, до пятидесяти семи разновидностей диктатуры — как настаивают фашисты, коммунисты и социалисты. Предложенные способы исправления ситуации, хотя и отличаются друг от друга по многим параметрам, обладают одним общим для всех качеством. Они основаны на твердой вере в то, что государство способно исправить все беды.

Они расширяют функции государства. Государство будет контролировать и управлять всеми отраслями промышленности, регулировать распределение товаров, определять условия труда, монополизировать источники информации и просвещения — школы, газеты, радио и т. Проникнет в жизнь каждого человека. Никто не посмеет усомниться в его власти. Передача власти в руки всемогущего государства не может решить проблемы, стоящие перед рабочим классом, — проблемы эксплуатации, монополии, неравенства, подавления личности.

Государственная бюрократия сама по себе является классом. Этот привилегированный класс, не занятый производительным трудом, содержится за счет трудящихся. Огромные растраты, неэффективность и коррупция современного правительства хорошо известны.

Насколько увеличится это бремя, насколько укоренится эта бюрократия, если полномочия государства будут помножены на тысячу? Рост бюрократического класса, наделенного особыми привилегиями, неизбежно порождает неравенство. Интересы управляющих и управляемых невозможно согласовать. Народ, превратившийся в орудие в руках все расширяющейся государственной машины, будет вынужден сдерживать постоянно растущую власть бюрократии. Противоречия, присущие государственному социализму, отнюдь не разрешаемые метафизическим «отмиранием государства», должны привести к войне между привилегированной бюрократией и угнетенными массами.

Это приведет к социальной революции. Государство не может вести экономическую жизнь общества в интересах всех. Государство не может утратить свой классовый характер. Упразднение капитализма — недостаточная мера при сохранении государства и его бюрократии.

Новый общественный строй должен быть основан на совершенно иных принципах. Потребность в социальной философии, которая избежала бы ловушек государственной централизации, становится все более насущной перед лицом все более усиливающихся тенденций к диктатуре того или иного типа. Анархизм — единственная социальная теория, способная удовлетворить эту потребность. Анархизм ставит своей целью создание общества, в котором экономическая деятельность будет осуществляться добровольными группами и федерациями.

В качестве руководящего принципа человеческой жизни он ставит взаимное согласие вместо принуждения. Развитие личности должно быть единственной целью общественной жизни. Социальная система, не обеспечивающая развития личности, обречена на неудачу. Социальная система, основанная на эксплуатации и угнетении, не может обеспечить полноценного развития личности.

Поэтому мы выступаем за упразднение не только капитализма, но и государства. Общество — это органическое целое, причудливо связанное тысячей связей.

Если один орган не функционирует, это сразу же отражается на других. Огромная сложность и взаимозависимость общественной жизни ведет к коммунизму. Коммунизм — это система, при которой промышленность работает на благо всего общества. Общество должно существовать на основе принципа: «От каждого по способностям и каждому по потребностям». Никто не имеет права монополизировать то, над чем трудились поколения людей. Для производства пропитания необходимы совместные усилия всех, следовательно, все имеют право на равную долю того, что произвели сами.

В таком обществе нет места ни привилегиям, ни неравенству, ни диктатуре. Анархо-коммунизм сочетает в себе свободу и равенство. Одно другому не мешает. Экономическая жизнь общества должна осуществляться теми, кто реально занят в производстве посредством кооперативов, производственных союзов, федераций и добровольных обществ всех видов и назначений.

Потребности человечества настолько многообразны, специфические проблемы той или иной отрасли или местности настолько различны, что ни один орган, будь то бюрократическое государство или централизованное административное учреждение, не может точно и эффективно удовлетворить потребности общества, даже если бы правительство было беспристрастным и абсолютно незаинтересованным, а оно таковым не является и быть не может. Всевидящая и всемогущая правительственная бюрократия в Вашингтоне не может работать на шахтах в Пенсильвании, бурить нефтяные скважины в Оклахоме или выращивать фрукты в Калифорнии.

Только люди, выполняющие работу, близко знакомые с потребностями той или иной отрасли или сообщества, могут успешно решать постоянно возникающие проблемы. Экономическая структура должна быть основана на максимально возможной автономии и самостоятельности местного населения. Экономическая основа общества должна соответствовать самой жизни, отражать ее многогранность и разнообразие интересов. Это возможно только тогда, когда каждая группа и каждый человек могут свободно вести свои дела в соответствии со своими потребностями.

Децентрализация функций в руках тех, кого это непосредственно касается, обеспечит свободу производителям и предотвратит монополию, угнетение и неэффективность, которые являются отличительными чертами централизованных институтов. Изучение современного общества покажет, насколько добровольность и взаимовыгодное сотрудничество определяют все конструктивное в современной жизни.

Добровольные научные общества всех типов, без которых были бы невозможны чудеса современной жизни, добровольные образовательные общества, производственные и потребительские кооперативы, профсоюзы, общества взаимопомощи, общества всех типов, охватывающие все сферы человеческой деятельности, являются неотъемлемой частью общественной жизни. Социальная жизнь невозможна без взаимного согласия. Потребность в сотрудничестве настолько велика, что даже многовековой государственный гнет и канцелярщина не смогли ее подавить.

Новейшая история полностью подтверждает тезис о том, что государство абсолютно беспомощно в любой чрезвычайной ситуации, что только творческий порыв масс способен отреагировать на такие ситуации. Упразднение государства и капитализма освободит массы от мертвого груза эксплуатации и угнетения.

Добровольные объединения, расширенные и объединенные импульсом взаимной необходимости, смогут свободно развиваться. Созидательный гений человечества возродит социальный организм.

Вопрос об экономической структуре будущего общества будет более подробно рассмотрен в следующей части, где речь пойдет и о тактике воплощения нашего идеала. В предыдущей части я говорил о том, что колоссальная сложность и взаимозависимость общественной жизни ведет к коммунизму. Например, производство стали зависит от производства железной руды, угля, машин, железнодорожного транспорта и т.

Сокращение или приостановка работы какой-либо отрасли немедленно сказывается на других. Гармоничная связь одной отрасли с другой необходима для жизни общества.

Производство любого изделия — это уже не индивидуальная задача одного ремесленника, а задача всего общества. Эволюция промышленности демонстрирует отчетливую тенденцию к координации и интеграции человеческих усилий. Это изменение хорошо видно на примере развития сельского хозяйства. Сельское хозяйство уже давно перестало зависеть от архаичных методов обработки земли. Внедрение трудосберегающей техники, огромный вклад химии в повышение почвенного плодородия, возможности хранения и транспортировки скоропортящихся продуктов позволили обрабатывать огромные площади при минимальных затратах человеческого труда.

Гигантские фермы, занимающие тысячи гектаров, слишком хорошо известны, чтобы их описывать. Рационализация сельского хозяйства означает гибель индивидуального фермерства и ставит эту отрасль в один ряд с другими по технике и эффективности. Рост арендаторского хозяйства, неспособность индивидуального фермера выплачивать непосильные поборы и залоги, налагаемые капиталистами и государством, приводит к тому, что земля переходит в руки банкиров, а лишенный собственности фермер оказывается в таком же положении, как и любой другой безработный.

Банковские интересы создают огромные фермы, работающие по принципу массового производства. Если и существует конфликт интересов между мелким землевладельцем и промышленным рабочим, то этот антагонизм устраняется путем рационализации сельского хозяйства и экспроприации земли в руках того же класса, который контролирует другие основные отрасли промышленности. Естественные отношения между производителями и потребителями нарушены производством не ради использования, а ради прибыли.

Противоречие между частной собственностью, а также монополией и общественным характером производства — один из основных факторов распада капитализма. У общества должен быть контроль и владение над промышленностью. Общество вынуждено принять коммунизм как экономическую форму нового общества. Производство при анархо-коммунизме будет осуществляться самими трудящимися через их организации.

Рабочие будут объединены в производственные профсоюзы. Основной единицей производства будет заводской совет, который выберет заводской комитет, состоящий из представителей различных отделов, для выполнения задач управления и координации.

Частые встречи между рабочими и заводским комитетом позволят использовать опыт всех рабочих для более эффективного выполнения работы.

Ротация рабочих в заводском комитете развивает их способности к пониманию проблем производства и исключает возможность монополизации функций какой-либо группой. Каждое подразделение будет обладать максимальной местной автономией. Отказ от централизованного института принуждения и неизбежного злоупотребления властью, отмена системы оплаты труда, ликвидация неравенства и привилегий уничтожают основные мотивы угнетения. Фабричные комитеты будут действовать только в качестве консультантов.

Ни один орган не может быть лучше знаком с потребностями и методами производства, чем те, кто реально выполняет работу. Не опасаясь увольнения со стороны «начальника», будь то государство или частное лицо, и имея все возможности для эффективного управления, рабочие будут вынуждены сотрудничать друг с другом в силу своих общих интересов, если нет других причин. Фабричные советы конкретной отрасли избирают представителей в региональную федерацию рабочих советов своей отрасли.

Эти региональные советы координируют работу в данном регионе. Они, в свою очередь, выбирают делегатов в национальные и международные профсоюзы своей отрасли.

В функции этих органов входит предложение путей и средств повышения качества и количества труда, создание технических школ, сбор и публикация статистических материалов, организация лабораторий и т. Съезд региональных или национальных промышленных союзов, как и фабрично-заводские комитеты, будет выполнять лишь консультативную функцию. Он не имеет права принуждать какую-либо группу к выполнению своих предложений так же, как научные ассоциации не могут принуждать кого-либо из своих членов принять свои выводы.

Они лишь выносят их на обсуждение. Принятие их выводов зависит исключительно от обоснованности. Современная система управления промышленностью содержит множество примеров реализации принципа совещательного органа. Ассоциация американских инженеров, Американская ассоциация управляющих железными дорогами, торговые ассоциации, охватывающие практически все отрасли промышленности, добровольно собираются и обсуждают проблемы управления и развития своих отраслей.

Они издают отраслевые журналы, открывают исследовательские бюро и т. Их выводы не носят обязательного характера. Они выступают в качестве центра обмена информацией для взаимной выгоды.

Актуальные проблемы управления промышленностью следует отличать от вопросов эксплуатации промышленности. Управление требует добровольного объединения промышленных органов и групп с целью обмена предложениями и применения научных методов в производстве товаров. Эксплуататорская функция в промышленности требует жесткой централизации, основанной на принуждении. Для того чтобы эксплуатировать, необходимо держать рабочих в невежестве, содержать армию надсмотрщиков, которые должны следить за тем, чтобы выжимать из рабочих последние соки.

Контроль и инициатива трудящихся не могут идти рука об руку с эксплуатацией. Устранение эксплуататорских функций в промышленности автоматически увеличивает масштабы и творческий импульс деятельности профсоюзов. Энергия и изобретательность человечества направляется в созидательное русло.

Они не будут растрачиваться на поиск лучших способов эксплуатации человечества. Отстаивая эти принципы, мы расширяем созидательные тенденции в современной промышленности и одновременно устраняем разрушительные черты, характерные для капиталистического производства. Проблема распределения в анархо-коммунистическом обществе будет успешно решена с помощью разветвленной системы потребительских обществ, сети кооперативов всех типов, отражающих многочисленные потребности человечества.

Потребительские кооперативы возьмут на себя работу по распределению. Сельскохозяйственные кооперативы будут заниматься поставками сельскохозяйственной и молочной продукции. Многочисленный класс ремесленников и кустарей, не вписывающийся в общий план социализированной промышленности, мог бы свободно объединяться в артели. Жилищные товарищества, медицинские и здравоохранительные ассоциации и т.

Местные, национальные и международные конфедерации кооперативных обществ будут согласовывать работу различных кооперативов. Находясь в непосредственном контакте с потребностями населения, они смогут точно определять количество потребляемых товаров и тем самым предоставлять необходимую статистику для плановой экономики.

Тот факт, что в настоящее время в кооперативном движении участвует более пятидесяти миллионов человек и что оно достигло таких масштабов, несмотря на решительное противодействие государства и капиталистов, служит лишь иллюстрацией жизнеспособности принципа добровольного объединения. В действительности общество — это не что иное, как объединение людей для удовлетворения человеческих потребностей. Государство и эксплуататор — это паразитический нарост на теле общества.

От них пользы не больше, чем от раковой опухоли. В свободной коммуне встречаются различные органы производства и распределения.

Коммуна — это единица, которая отражает интересы всех. Посредством коммуны осуществляется связь между различными объединениями.

Коммуна через свои органы планирует производство для удовлетворения своих потребностей. Она использует все имеющиеся в ее распоряжении ресурсы. Она стремится минимизировать отходы. Она является обменным пунктом, где конкретные услуги каждого доступны всем. Город и деревня объединяются, чтобы дать каждому человеку возможность достичь того равновесия и разнообразия занятий, которые способствуют здоровой психике.

Сельское хозяйство и производство будут идти рука об руку. Фабрика будет двигаться к людям, а не люди к фабрике. Развитие электричества вместо пара, а также создание линий высокого напряжения, по которым электроэнергию можно передать в любой район страны, позволяет перенести завод в любой населенный пункт. Машины теперь могут быть доступны для децентрализованного производства.

Даже в современном капиталистическом обществе наблюдается тенденция к децентрализации производства путем создания полноценных заводов по всей стране. Доказано, что такой способ обеспечивает большую эффективность и экономичность. В анархо-коммунистическом обществе наиболее полное распространение этого принципа позволит добиться наибольшей автономии на местах. Это неизмеримо повысит способность коммуны к самообеспечению.

Это упростит и облегчит задачу координации. Анархо-коммунизм — единственная всеобъемлющая социальная теория. Она обеспечивает наиболее полное развитие лучших качеств человека. Здесь он достигает своего полного расцвета. Он предстает как производитель на заводе или в мастерской, как потребитель в кооперативе, как и тот, и другой в своей коммуне и как счастливое творческое человеческое существо в свободе мысли и действия, которую может развить только свободное общество.

Анархо-коммунизм, находясь в прямом противоречии с институтом государства, не может использовать парламентскую тактику в качестве средства своего воплощения. Он отбрасывает как бесполезную и опасную идею о том, что ряд постепенных и законных изменений может привести к падению капитализма или созданию нового общества.

Великая борьба в Первом Интернационале между Марксом и Бакуниным представляла собой две прямо противоположные точки зрения на задачи и тактику рабочего класса. В основном, если говорить о тактике, они расходились в следующих аспектах. Марксистская фракция выступала за политические действия, т. Они верили в централизацию дел рабочих органов в едином руководящем органе. Они выступали за объединение профсоюзов в политическую партию. Социалистическое государство рассматривалось ими как необходимое звено между капитализмом и свободным обществом.

Фракция бакунистов выступала за прямое экономическое действие рабочего класса — всеобщие забастовки, саботаж, вооруженное сопротивление — через организованную силу масс, таких как революционные промышленные союзы, крестьянские организации и т. Рабочее движение они представляли себе как федерацию рабочих и крестьянских органов, обладающих наибольшей местной автономией, а объединение этих децентрализованных единиц для совместных действий и солидарности — как наиболее желательную форму организации.

Они считали, что любое государство по своей природе реакционно, и поэтому предлагали, чтобы массовые организации заменили государство в переходный период между старым и новым обществом.

История рабочего движения в каждой стране и в каждый период показывает, насколько хорошо бакунинцы понимали природу реформизма. Что же стало с реформистским рабочим движением? Почему эти движения не смогли выполнить свою «историческую миссию»?

Несмотря на то, что британское рабочее движение было достаточно сильным, чтобы парализовать Англию во время всеобщей забастовки г. Британское рабочее движение безучастно наблюдает за тем, как британский империализм громит своих братьев-рабочих в Индии, Ирландии и других колониях. Великое рабочее движение Германии, несмотря на свою многочисленность, беспомощно перед лицом фашистской угрозы. Как и рабочее движение Англии, оно является игрушкой предательской социал-демократической партии.

Будучи безынициативным и упадническим в отношении революционного духа, оно позволило политикам одурачить себя, и реакция взяла верх. Нет никаких сомнений в том, что мировая война никогда бы не началась, если бы эти самые реформистские профсоюзы были революционными и освободились от омертвляющего влияния оппортунизма.

Куда бы мы ни обратились — в Италии, в Испании, в Германии, — везде мы видим, что реакция на коне, что революция в упадке. Самым большим препятствием на пути революции стали не столько консерваторы, сколько эти иуды, «социалисты», которые на самом деле являются последним оплотом капитализма. Коммунистическая партия Германии в значительной степени ответственна за то, что фашизм поднял голову.

Когда вопиющей необходимостью стал единый фронт всех классово сознательных рабочих независимо от партии, когда только объединенная борьба рабочего класса на экономическом поле имела значение, когда только вооруженное сопротивление рабочих было способно сокрушить реакцию, Коммунистическая партия Германии по приказу московских бюрократов отошла на реакционные позиции. Понимая, что без них единый фронт невозможен, они установили закон: либо господство, либо гибель.

Они настаивали на собственном доминирующем влиянии во всем рабочем движении Германии. Когда рабочее движение отказалось принять так называемый «единый фронт», возникшее отсутствие единства среди рабочих дало фашистам возможность консолидировать свои силы. Ситуация была и остается критической.

Либо единый фронт, либо фашизм. Коммунисты отказались от единого фронта. Интересы бюрократии перевесили интересы рабочего класса. Даже революционное движение становится неэффективным, если в нем доминирует централизованная бюрократия. Когда в рабочем движении доминирует политическая партия, оно неизбежно превращается в политический аналог футбола. Всем, кроме «слепых», ясно, что упразднения капитализма и построения нового общества нельзя достичь при помощи такой тактики.

Очевидно, что политические действия — одно из самых серьезных препятствий на пути грядущей социальной революции. Только коренное изменение политических, экономических и социальных отношений человека, только социальная революция может осуществить то, что не удалось сделать реформаторам. Но и социальная революция сама по себе не является гарантией воплощения анархо-коммунизма.

Социальная революция может остановиться на пути к своим целям, может, как ручей, отклониться от своего русла. Непонимание цели революции и рабочее движение, воспитанное в авторитарной школе, приученное отдавать все в руки бюрократического и коррумпированного руководства, может настолько исказить характер революции, что она станет вредной для дальнейшего прогресса человечества.

Революция в России показывает, что, несмотря на героическую борьбу масс, революция не достигла своих целей — свободы и всеобщего благосостояния. Российские профсоюзы стали слепыми пешками в руках партийной диктатуры.

Массы перемалываются в пыль паровым катком коммунистов. Революция не удалась потому, что рабочее движение оказалось неподготовленным. Они не понимали, что отдать власть в руки государства — это погубить революцию. Нет ни одного свидетельства о великом изменении, о великой победе рабочего движения, достигнутой парламентаризмом. Восьмичасовой день, право на организацию, право на свободу слова — все это было триумфом прямого действия.

Ранняя история американского рабочего движения изобилует примерами боевого прямого действия. Борьба Рыцарей Труда, борьба Черного Интернационала, завершившаяся трагедией в Хеймаркете, борьба Западной федерации шахтеров, Индустриальных рабочих мира и т.

С другой стороны, чего добилась реформистская Американская федерация труда? Деградация современного рабочего движения нигде так не очевидна, как на примере нынешних событий на угольных месторождениях Иллинойса.

Официальная власть Объединенной шахтерской организации Америки вместе с капиталистами и государством подавила восстание боевого рядового состава против бюрократии АФТ. Какую в самом деле важную победу удалось одержать без прямого экономического давления рабочего класса? На этот вопрос история отвечает: ни одной.

В свете борьбы и завоеваний трудящихся всего мира позиция анархо-коммунистов является в принципе правильной и поэтому полностью оправданной. Целью рабочего класса должна быть социальная революция. Рабочие должны быть готовы к свержению капитализма путем социальной революции, должны быть готовы к тому, чтобы в нужный момент возглавить экономическую жизнь страны. Для этого они должны объединиться в массовые движения, такие как промышленные союзы, артели, аграрные кооперативы и т.

Солидарность рабочего класса достигается путем объединения автономных органов, а не путем нисходящей централизации. Тактика должна соответствовать поставленным целям. Массы, проникнутые революционным духом, должны использовать всеобщую забастовку, саботаж, вооруженное сопротивление, экспроприацию и т. Революционное рабочее движение должно стать боевым авангардом, который своими делами и умом покажет остальным массам, как помочь себе и как создать новое общество. Боевой авангард, состоящий из массовых организаций рабочих и крестьян, заменяет бюрократическую партию и делает государство ненужным в переходный период.

Революция будет успешной в той мере, в какой к ней будут готовы рабочие. Многое зависит от того, насколько анархические идеи проникли в общественное сознание. Для воздействия на массы необходим период интенсивной пропаганды и революционной борьбы. Вне рабочего движения как такового анархо-коммунизм должен распространяться среди интеллигентной молодежи через кружки, пропагандистские центры, распространение литературы.

Сфера образования, кооперативное движение, антивоенные лиги — все массовые организации должны обрести революционный характер. Анархисты должны превратить их в органы успешной социальной революции. В самом реальном смысле мы переживаем судьбоносный период в истории человечества. Неизбежная социальная революция определит пути, по которым человечество будет идти еще долгое время. Все зависит от правильного представления о характере наших задач, от того, как и с каким настроением мы к ним подойдем.

Товарищи провели очень важную и познавательную лекцию [пр. Поскольку тема анархической экономики действительна является одной из тех, в которой ощущается нехватка теории, эта лекция действительно полезна и обязательна для ознакомления многим анархистам. Однако, несмотря на то, что в целом лекция довольно подробно раскрывает классическую анархическую экономическую модель децентрализованное планирование , хотелось бы сделать пару замечаний относительно содержания данной лекции.

В первую очередь хотелось бы изложить собственные соображения относительно идеи «рейтинга усилий», которую предлагают товарищи. Эту идею они заимствуют от экономиста Робина Ханнела, на книге по партисипативной экономике которого товарищи выстраивают основную часть своей лекции. Суть этой идеи заключается в следующем: Ханнел, написавший эту книгу для глубоко атомизированного американского общества, предлагает вознаграждать особо усердных работников дополнительными потребительскими правами.

Если, мол, хочешь больше потреблять, то больше трудись. Это поощрение призвано служить мотивацией для людей работать. Товарищи анархисты в своей лекции, безусловно, упоминают о том, что автор этой идеи не игнорирует важный для анархистов экономический принцип «каждому по потребностям».

Однако вместе с этим товарищи анархисты предлагают ввести и рейтинг усилий, тем самым обеспечив для людей одновременно как базовые блага вода, тепло, жилье, еда , но и предложив дополнительную систему мотивации людей к труду. Как бы концепция рейтинга усилий ни казалась на первый взгляд «справедливой» когда каждый получает заслуженно за свой труд , она потенциально опасна и противоречит базовым анархистским принципам — упразднение дискриминации и иерархий.

Идея иерархии зарплат или дополнительного вознаграждения проблематична тем, что она побуждает людей не к тому, чтобы любить труд ради самого труда и трудиться ради благосостояния всех, а к, во-первых, буржуазному накопительству когда человек трудится просто ради того, чтобы иметь больше, чем другие и, во-вторых, к «стахановщине» когда человек сам себя вгоняет в переработки, чтобы побольше поработать и тем самым побольше получить.

То и то неприемлемо, естественно. Не нужно поощрять рабочизм и побуждать людей ценить труд не как духовную ценность, а как средство конкуренции с другими ради больших потребительских прав. Идея рейтинга усилий может привести к дискриминации людей, которые не желают трудиться по 8 или 10 часов, например, в то время как общей нормой является 3—4 или 5—6 часов.

Если я, к примеру, желаю отработать норму в 3—4 или 5—6 часов и пойти затем использовать свой досуг для того, чтобы написать эссе, сделать перевод, сочинить художественное произведение или отправиться помогать в приют со щенками, то почему я должен терпеть лишения в потребительских правах из-за желания созидать или помогать в приюте?

Наш принцип «каждому по потребности», однако идея рейтинга усилий может привести к тому, что потребности кого-то могут быть отвергнуты по причине того, что кто-то работал меньше на основной работе, чем кто-то другой. Однако это несправедливо и порождает иерархию между людьми. Принцип «каждому по потребности» и заключается в эгалитаризме: каждый человек, если в чем-то нуждается по естественным причинам, должен это получить, если для этого есть объективные возможности, что тем самым реализует право каждого на довольствие и жизнь.

Лишать кого-то чего-то, что он хочет, по причине того, что он «мало работал» — это нарушить принцип «каждому по потребностям». Эгалитаризм этого принципа не может существовать там, где есть «рейтинг усилий», поощряющий конкуренцию между рабочими за потребительские права и где есть вероятность уменьшения или расширения чьих-то потребительских прав из-за «низкого или высокого рейтинга».

Даже если сначала рабочие договариваются, что будет лишь возможность дополнительного расширения, но не уменьшения уже наличных базовых прав, со временем существование конкуренции, а не солидарности, между людьми дойдет до того, что людям начнет казаться «справедливым измерять и базовые потребительские права в соответствии с логикой усердий».

Это вероятно по той причине, что логика конкуренции, «стахановщины» и рабочизма станет неотъемлемой частью повседневного бытия рабочих, влияя на их восприятие общественных отношений на производстве и вытесняя все сильнее эгалитаризм принципа «каждому по потребности».

Вытеснение это обусловлено тем, что принцип «каждому по потребности» и идея «рейтинга усилий» противоположны аксиологически: первый утверждает эгалитаризм и довольствие всех, другой по своей сути ведет к конкуренции, иерархии в вознаграждении, рабочизму чрезмерное усердие, выливающееся в переработки и делает упор в большее довольствие отдельных лиц «самых усердных».

В свою очередь анархо-капиталистические идеи способствовали развитию агоризма , волюнтаризма и криптоанархизма. Есть институты, очень тесно связанные с капиталистическим анархизмом: Центр либертарианских исследований [en] и Институт Людвига фон Мизеса. Анархо-капитализм, наряду с минархизмом , является одним из двух столпов либертарианства , а именно идеологическим ориентиром, в то время как минархизм является практикой либертарианства в контексте существования института государства.

Анархо-капитализм также отличен от других видов анархизма , которые стремятся отменить частную собственность и другие аспекты капитализма. Анархо-капитализм выступает за общество, основанное на добровольной торговле частной собственностью и услугами в общем, за все отношения, которые не вызваны угрозами или насилием, включая обмен деньгами, потребительскими товарами, землёй и капитальными товарами с целью свести к минимуму конфликты при максимальном увеличении личной свободы и процветания.

Тем не менее, анархо-капиталисты также признают благотворительность и общественные мероприятия как часть той же добровольной этики. Либертарианцы считают, что единственный справедливый и наиболее экономически выгодный способ приобретения собственности — это добровольная торговля, дарение или первоначальное присвоение на основе труда, а не агрессия или мошенничество [8].

Анархо-капитализм рассматривает свободный рыночный капитализм как основу для свободного и процветающего общества. Мюррей Ротбард считал, что разница между капитализмом свободного рынка и государственным капитализмом — это разница между мирным добровольным обменом и сговором между бизнесом и государством, которое использует принуждение, чтобы подорвать свободный рынок [9]. Согласно анархо-капитализму, капитализм не следует путать с государственно-монополистическим капитализмом , клановым капитализмом , корпоративизмом или современной смешанной экономикой , где рыночные стимулы и сдерживающие факторы могут быть изменены действиями государства [10].

Поэтому анархо-капитализм отвергает государство, рассматривая его как субъект, который крадёт собственность посредством налогообложения и экспроприации , инициирует агрессию, имеет принудительную монополию на применение силы, использует свои принудительные полномочия для выгоды некоторых предприятий и частных лиц за счёт других, создаёт искусственные монополии, ограничивает торговлю и ограничивает личные свободы с помощью законов о наркотиках, обязательном образовании , призыве на военную службу , законов о морали и так далее.

Многие анархисты рассматривают капитализм как по своей сути авторитарную иерархическую систему и стремятся уничтожить частную собственность [11].

Существует расхождение между этими левыми анархистами и Laissez-faire анархо-капиталистами [12]. Первые в целом отвергают анархо-капитализм как форму анархизма и считают анархо-капитализм оксюмороном [13] [14] [15] , в то время как последние считают, что для отмены частной собственности потребуются экспроприации, которые являются контрпродуктивными для порядка и потребуют необходимости государства [16].

На диаграмме Нолана анархо-капитализм находится на крайнем краю либертарианского квадранта, поскольку он полностью отвергает вмешательство государства в экономические и личные дела [17]. Анархо-капитализм утверждает, что государство полагается на инициирующее насилие, потому что насилие может быть применено против тех, кто не похищал личную собственность , не разграбил частную собственность , не нападал на кого-либо и не совершал мошенничество.

Многие либертарианцы также утверждают, что субсидируемые монополии рано или поздно становятся коррумпированными и неэффективными. Мюррей Ротбард утверждал, что все государственные услуги, в том числе оборонные, неэффективны, потому что у них нет рыночного механизма ценообразования, регулируемого добровольными решениями потребителей при покупке услуг, которые отвечают их наиболее приоритетным потребностям, и инвесторов, которые ищут наиболее прибыльные предприятия для инвестиций [18].

Многие либертарианцы также утверждают, что частные оборонные и судебные органы должны иметь хорошую репутацию, чтобы оставаться на рынке. Кроме того, Линда и Моррис Тэннехилл [en] утверждают, что никакая принудительная монополия на насилие не может возникнуть на действительно свободном рынке и что гражданское правительство не может оставить их в пользу компетентного агентства по защите и обороне [19].

Ротбард основывает свою философию на законах естественного права , а также даёт экономические объяснения того, почему он считает анархо-капитализм предпочтительным и на прагматической основе. Дэвид Д. Фридман говорит, что он не теоретик абсолютистских прав, но также и не утилитарист. Однако он считает, что «утилитарные аргументы обычно являются лучшим способом защиты либертарианских взглядов» [20].

Питер Лисон утверждает, что «аргумент в пользу анархии основывается на эмпирических данных, а не на теории» [21]. Ханс-Герман Хоппе вместо этого использует этику аргументации для своего основания «анархизма частной собственности» [22] , что ближе к подходу естественного права Ротбарда:.

Я определяю анархистское общество как общество, в котором нет законной возможности насильственной агрессии против личности или собственности какого-либо лица. Анархисты выступают против государства, потому что оно само находится в такой агрессии, а именно: экспроприация частной собственности посредством налогообложения, принудительное исключение других поставщиков оборонных услуг с его территории и все другие грабежи и принуждения, которые на них основаны. Двойные очаги вторжения в индивидуальные права.

Хотя фридмановская формулировка анархо-капитализма устойчива к присутствию насилия и фактически предполагает некоторую степень насилия [23] , анархо-капитализм, сформулированный Ротбардом и другими, строго придерживается центральной либертарианской аксиомы ненападения:.

Основная аксиома либертарианской политической теории гласит, что каждый человек является собственником и обладает абсолютной юрисдикцией над своим телом.

По сути, это означает, что никто другой не может справедливо вторгаться или применять агрессивное насилие против личности другого человека. Из этого следует, что каждый человек справедливо владеет теми ресурсами, которые ранее никому не принадлежали и которые он присваивал или «прикладывал к ним свой труд». Из этих двойных аксиом — владения собственностью и « гомстединга » — вытекает обоснование всей системы прав собственности в обществе свободного рынка.

Эта система устанавливает право каждого человека на свою личность, право пожертвования, завещания и, соответственно, право на получение завещания или наследства , а также право договорного обмена имущественными правами [24].

Ротбард использовал термин «анархо-капитализм», чтобы отличать свою философию от классического анархизма, который выступает против частной собственности [25] , и от других форм индивидуалистического анархизма [26].

Другие термины, иногда используемые для обозначения этой философии:. Защита Ротбардом принципа самопринадлежности вытекает из того, что он считал фальсификацией все другие альтернативы, а именно, что либо группа людей может владеть другой группой людей, либо что ни один человек не может полностью владеть своей собственностью самостоятельно. Ротбард отклоняет эти два случая на том основании, что они не могут привести к универсальной этике , то есть справедливому естественному закону, который может управлять всеми людьми, независимо от места и времени.

Единственная альтернатива, которая остаётся Ротбарду, — это владение собой, которое, как он считает, является аксиоматичным и универсальным [29]. В целом, можно сказать, что аксиома ненападения является запретом на применение силы или угрозы применения силы против лиц то есть прямого насилия, нападения, убийства или имущества то есть мошенничества, кражи со взломом, кражи и налогообложения [30]. Инициирование силы обычно называют агрессией или принуждением.

Разница между анархо-капитализмом и минархизмом в значительной степени заключается в принятии этой аксиомы идеологически и применении её на практике. С точки зрения минархизма либертарианцы, и большинство людей, вовлечённых в либертарианские политические партии в частности, должны выступать за минимизацию государства до некоторого необходимого минимума, сохранив, по крайней мере, государственную полицию, суды и армию. Список функций минимального государства может быть расширен.

Напротив, анархо-капитализм идеологически отвергает любое государственное вмешательство, определяя государство как монополию на насилие и как единственную сущность в человеческом обществе, которая получает доход от правовой агрессии — сущность, которая по своей природе нарушает центральную аксиому либертарианства [29].

Некоторые либертарианцы такие как Ротбард принимают аксиому о ненападении на основе морального или естественного права. В интервью, опубликованном в либертарианском журнале «New Banner», Ротбард сказал, что «капитализм является наиболее полным выражением анархизма, а анархизм — наиболее полным выражением капитализма» [32].

В основе анархо-капитализма Ротбарда лежат концепции самопринадлежности и первоначального присвоения [en] , объединяющие личную и частную собственность :.

Каждый человек является собственником своего физического тела, а также всей земли и природных ресурсов, которые он занимает и использует для своего тела, при условии, что никто другой не занимал и не использовал те же земли и товары перед ним. Это право собственности на «первоначально присвоенные» места и товары человеком подразумевает его право использовать и преобразовывать эти места и товары любым способом, который он сочтёт нужным, только при условии, что он непреднамеренно не изменяет тем самым физическую целостность земли и товаров, первоначально присвоенных другим человеком.

По выражению Джона Локка земля или товар были впервые присвоены «приложением своего труда» к ним [33]. Значения нижеприведённых терминов в контексте анархо-капитализма могут отличаться от укоренившейся в других анархических течениях практики их использования. Это основа анархо-капиталистических прав собственности. Они отличаются от своих аналогов из коллективистских форм анархизма, таких как анархо-коммунизм , где средства производства контролируются всей общиной, а продукт труда коллективизируется в хранилище товаров и распределяется «по потребностями» которые должны определяться и применяться коллективно.

Анархо-капитализм выступает за индивидуальную или совместную то есть частную собственность на средства производства и продукты труда независимо от индивидуальных «нужд» и не «нужд». Как говорил Ротбард, «если каждый человек имеет право владеть своим телом и если он должен использовать и преобразовывать материальные природные объекты, чтобы выжить, то он имеет право владеть произведённым им продуктом».

ВИДЫ АНАРХИЗМА - ТЕЧЕНИЯ АНАРХИЗМА

После того, как собственность трансформируется с помощью рабочей силы, она может законно обмениваться путём торговли или дарения — принудительные передачи считаются незаконными. Первоначальное присвоение позволяет человеку претендовать на любые ранее не использованные ресурсы, включая землю, и, улучшая или иным образом используя её, владеть ею с тем же «абсолютным правом», что и право собственности человека на его собственное тело.

Согласно Ротбарду, собственность может быть получена только посредством труда, поэтому первоначальное присвоение земли не является законным, если просто требовать её или если возвести вокруг неё забор — только путём использования земли и смешивания с ней своего труда узаконивается первоначальное присвоение: «Любая попытка потребовать новый ресурс, который кто-то не использует, должна считаться паразитической по отношению к праву собственности того, кем окажется его первый пользователь» [34] [35].

С практической точки зрения, с точки зрения владения землёй, анархо-капиталисты признают, что на Земле осталось немного если таковые вообще имеются земельных участков, право собственности на которые в определённый момент времени не было получено в нарушение принципа гомстеда путём «захвата их государством или передачи в частные руки при содействии государства».

Ротбард говорит:. Недостаточно просто призывать к защите «прав частной собственности»; должна существовать адекватная теория справедливости в отношении прав собственности, иначе любая собственность, которую какое-то государство когда-то постановило считать «частной», теперь должна защищаться либертарианцами, независимо от того, насколько несправедливой является процедура или насколько вредны её последствия [36].

Ротбард говорит в « Правосудии и праве собственности», что «любой опознаваемый владелец первоначальная жертва кражи или его наследник должен получить свою собственность». В случае рабства Ротбард говорит, что во многих случаях «старые плантации, а также наследники и потомки бывших рабов могут быть идентифицированы, и репарации могут стать действительно очень специфическими». Он считает, что рабы по праву владеют любой землёй, на которой они были вынуждены работать по принципу гомстеда.

Если собственность находится в руках государства, Ротбард выступает за его конфискацию и «возвращение в частный сектор», заявляя, что «любая собственность в руках государства находится в руках воров и должна быть освобождена как можно скорее». Например, он выступает за то, чтобы государственные университеты были получены в собственность студентами и преподавателями по принципу гомстеда.

Ротбард также поддерживает экспроприацию номинально «частной собственности», если она является результатом инициированной государством компании, например, предприятий, которые получают гранты и субсидии. Он говорит: «То, против чего мы, либертарианцы, выступаем, это не само государство, а преступность, против которой мы возражаем, это несправедливые или криминальные права собственности.

Точно так же Карл Гесс говорит, что «Либертарианство продвигает принципы собственности, но никоим образом не хочет защищать всё имущество, которое теперь называется частным […]. Многое из него имеет сомнительный статус. Всё это глубоко переплетено с аморальной, принудительной государственной системой» [37]. Принимая аксиоматическое определение частной собственности и прав собственности, анархо-капитализм отрицает законность государства в принципе:.

Хотя либертарианцы отстаивают право на частную собственность, некоторые из них также отмечают, что общая, то есть общественная собственность также может существовать по праву в рамках анархо-капиталистической системы. Точно так же, как индивид приобретает то, что ему не принадлежало, смешивая свой труд с этой вещью, целое сообщество или общество могут прийти к общему владению, смешивая свой труд с ним коллективно, то есть таким образом, что никто не может присвоить его как его собственный.

Это может относиться к дорогам, паркам, рекам и частям океанов [38]. Анархист-теоретик Родерик Т. Лонг приводит следующий пример:. Рассмотрим деревню рядом с озером. Деревенские жители обычно спускаются к озеру, чтобы порыбачить. В первые дни сообщества трудно добраться до озера из-за всех кустов и упавших веток на пути. Но со временем путь очищается и формируется дорога — не через какие-либо скоординированные усилия, а просто в результате того, что люди ходят таким путём изо дня в день.

Расчищенный путь — это продукт труда, но не труд отдельного человека, а труд совместный. Если бы один сельский житель решил воспользоваться преимуществами созданной в настоящее время дороги, установив ворота и взимая плату за проезд, он нарушил бы право коллективной собственности, которое сельские жители все вместе заработали [39].

Тем не менее анархо-капиталисты полагают, что собственники, которые владеют коллективной собственностью, в зависимости от количества владельцев со временем теряют уровень ответственности, который достаточно высок при пользовании собственностью индивидуальной [16] , — тем самым делая консенсус относительно решений об использовании и обслуживании имущества всё менее вероятным пропорционально количеству владельцев коллективной собственности. Поэтому либертарианцы, как правило, не доверяют и стремятся избегать преднамеренных общинных мероприятий.

Либертарианскими целями часто являются приватизация , децентрализация и индивидуализация. Однако в некоторых случаях они не только создают проблемы, но и считаются практически невозможными. Например, установленные океанские маршруты, как правило, считаются недоступными для частных ассигнований. Либертарианцы склонны соглашаться с энвайронменталистами свободного рынка в отношении «экологически разрушительных тенденций государства и других общественных механизмов».

Например, загрязнение воздуха, воды и земли рассматривается как результат коллективизации собственности. Они полагают, что правительства обычно не учитывают индивидуальное или коллективное порицание по отношению к тем, кто загрязняет окружающую среду. Здесь оные правительства якобы действуют в «интересах большинства», а законодательная и экономическая поддержка тяжёлой индустрии по мнению многих политиков оправдана тем, что это создаёт рабочие места внутри конкретных политических границ [16].

Австрийская школа экономики утверждает, что социализм и плановая экономика нежизнеспособны. Ойген фон Бем-Баверк , коллега основателя австрийской школы Карла Менгера , написал одну из первых критических статей о социализме в своём трактате «Теория эксплуатации социализма-коммунизма».

Позже Фридрих фон Хайек написал « Дорогу к рабству » , в которой утверждается, что плановой экономике не хватает информационной функции рыночных цен и что центральная власть над экономикой ведёт к тоталитаризму. Другой австрийский экономист, Людвиг фон Мизес , написавший трактат «Человеческая деятельность» , расписал в нём раннее изложение метода, который он назвал праксеологией.

Ротбард попытался объединить австрийскую экономическую теорию с классическим либерализмом и индивидуалистическим анархизмом. Он написал свою первую статью в защиту «анархизма частной собственности» в году, а затем предложил альтернативное название «анархо-капитализм».

Вероятно, он был первым, кто сформулировал либертарианство в его нынешнем виде. Его академическая подготовка была в области экономики, но его работы также относятся к истории и политической философии. Будучи молодым, он считал себя частью Старых правых [en] , антиэтатистского и анти- интервенционистского отделения Республиканской партии. В конце х он тесно общался с Айн Рэнд , но позже между ними произошёл конфликт. Когда в х годах интервенционистские сторонники Холодной войны из « National Review », такие как Уильям Ф.

Бакли младший , получили влияние в Республиканской партии, Ротбард покинул их и некоторое время сотрудничал с левыми антивоенными группами. Он считал, что эти «солдаты Холодной войны» в большей степени были обязаны своими взглядами левым и империалистически настроенным прогрессивистам, особенно это касалось троцкистской теории [40]. Ротбард выступил против основания Либертарианской партии США , но присоединился в году и стал одним из её ведущих активистов. Общество, предполагаемое анархо-капитализмом, было названо «контрактным обществом», то есть «обществом, основанным исключительно на добровольных началах, полностью лишённых агрессии или угроз агрессии» [41] , в котором система опирается на добровольные соглашения контракты между физическими лицами в качестве правовой базы.

Трудно предсказать точно, как будут выглядеть особенности этого общества из-за деталей и сложности контрактов. Одним из конкретных последствий является то, что передача имущества и услуг должна рассматриваться добровольно со стороны обеих сторон. Никакие внешние объекты не могут заставить человека принять или отклонить определённую транзакцию. Один работодатель может предложить страхование и пособия в случае смерти однополым парам — другой может отказаться признать любой союз вне его или её собственной веры.

Физические лица могут по своему усмотрению заключать или отклонять договорные соглашения. Ротбард отмечает, что корпорации будут существовать в свободном обществе, поскольку они просто объединяют капитал. Он говорит, что ограниченная ответственность для корпораций может также существовать через контракты: "Корпорации вовсе не имеют монопольных привилегий; они являются свободными ассоциациями отдельных лиц, объединяющих свой капитал.

В рамках действительно свободного рынка такие люди просто объявляют своим кредиторам, что «их ответственность ограничена капиталом, специально вложенным в корпорацию» [41]. Тем не менее корпорации, созданные таким образом, не смогут воспроизвести ограничение на обязательства, возникающие в неконтрактном порядке, такие как деликтная ответственность за экологические катастрофы или телесные повреждения, которыми в настоящее время пользуются корпорации.

Сам Ротбард признаёт, что «ограниченная ответственность за правонарушения является незаконным присвоением особой привилегии» [42]. В некоторых интерпретациях анархо-капитализма существуют ограничения на право заключения контрактов. Сам Ротбард утверждает, что право на заключение контракта основано на неотъемлемых правах человека [43] , и поэтому любой договор, который косвенно нарушает эти права, может быть расторгнут по желанию.

Это, например, не позволит человеку навсегда продать себя в рабство в неустановленном порядке. Другие толкования заключают, что запрет таких контрактов сам по себе будет недопустимо агрессивным вмешательством в право на заключение контракта [44]. В состав контрактного права входит право заключать контракт на работу на других людей. В отличие от анархо-коммунизма , анархо-капитализм поддерживает свободу индивидуумов заниматься индивидуальной трудовой деятельностью или заключать контракты на работу на других людей, в зависимости от того, что они предпочитают, и свободу платить и получать заработную плату.

Некоторые либертарианцы предпочитают, чтобы самозанятость преобладала над наёмным трудом. Например, Дэвид Д. Фридман выразил предпочтение обществу, в котором «почти каждый самозанятый» и в котором «вместо корпораций существуют большие группы предпринимателей, связанных торговлей, а не властью.

Каждый продаёт не своё время, а своё время производит» [45]. Другие, такие как Ротбард, не выражают предпочтения в любом случае, но оправдывают занятость как естественное явление на свободном рынке, которое никоим образом не аморально.

Разные либертарианцы предлагают разные формы анархо-капитализма, и одна из областей разногласий находится в области права. В « Рынке свободы [en] » Моррис и Линда Тэннехилл возражают против какого-либо уставного закона.

Они утверждают, что всё, что нужно сделать, это узнать, был ли совершён акт агрессии см. Однако, поддерживая также естественный запрет на агрессию и мошенничество, Ротбард поддерживает создание взаимно согласованного централизованного либертарианского правового кодекса, которому обязуются следовать частные суды.

В отличие от Таннехиллов и Ротбарда, которые рассматривают идеологическую общность этики и морали как требование, Дэвид Д. Фридман предлагает, что «системы права будут создаваться для получения прибыли на открытом рынке, так же, как книги и бюстгальтеры производятся сегодня.

Может иметь место быть конкуренция между различными брендами права, так же как существует конкуренция между различными марками автомобилей» [47]. Фридман говорит, что приведёт ли это к либертарианскому обществу «ещё предстоит доказать». Он говорит, что есть вероятность, что могут появиться очень не-либертарианские законы, такие как законы против наркотиков, но он считает, что это будет редко. Он полагает, что «если ценность закона для его сторонников меньше его стоимости для его жертв, этот закон не выживет в анархо-капиталистическом обществе» [48].

Либертарианцы допускают коллективную защиту индивидуальной свободы то есть суды, армию, или полицию только в том случае, если такие группы создаются и оплачиваются на явно добровольной основе. Однако их претензия заключается не только в том, что оборонительные услуги государства финансируются за счёт налогообложения, но и в том, что государство предполагает, что оно является единственным законным практиком применения физического насилия, то есть оно принудительно препятствует частному сектору в обеспечении комплексной безопасности, такой как полиция, судебная и тюремная системы для защиты личности от агрессоров.

Либертарианцы полагают, что нет ничего морально превосходящего в государстве, которое дало бы ему, но не частным лицам, право использовать физическую силу для сдерживания агрессоров.

Если бы конкуренция в обеспечении безопасности была разрешена, цены были бы ниже, а услуги были бы лучше. По словам Молинари : «При свободном режиме естественная организация индустрии безопасности не будет отличаться от других отраслей» [49]. Сторонники анархо-капитализма указывают, что частные системы правосудия и обороны уже существуют, естественно формируясь там, где рынку разрешено компенсировать провал государства: частный арбитраж, охранники, группы наблюдения за соседями и так далее [50] [51] [52] [53].

Либертарианцы полагают, что суброгация , которая позволяет агрессорам финансировать возмещение убытков, снижает расходы на страхование и может действовать как сам по себе бизнес, превращая жертв из платных клиентов в прямых бенефициаров. Агентства будут нанимать бондинговые агентства, частных следователей , частные организации по разрешению споров и частные агентства по сдерживанию агрессоров по мере необходимости.

Вместо того, чтобы платить за реституцию, жертвы продавали бы права на реституцию агентствам. Эдвард Стрингхэм утверждает, что частное рассмотрение споров может позволить рынку усвоить внешние факторы и предоставлять услуги, которые желают клиенты [56] [57].

Подобно классическому либерализму и в отличие от анархо-пацифизма , анархо-капитализм допускает применение силы до тех пор, пока она используется для защиты людей или имущества.

Допустимая степень этого защитного применения силы является спорным моментом среди либертарианцев. Справедливое возмездие, означающее ответную силу, часто является составной частью договоров, предполагаемых для анархо-капиталистического общества.

Некоторые полагают, что тюрьмы или долговая кабала были бы оправданными институтами для тех, кто нарушает неприкосновенность чужой жизни и собственности, в то время как другие полагают, что изгнания или принудительной реституции вполне достаточно [58].

Брюс Бенсон [en] утверждает, что юридические кодексы могут налагать штрафные санкции за умышленные правонарушения в интересах предотвращения преступлений. Например, вор, который вломился в дом, взломал замок и был пойман до того, как что-либо предпринять, всё равно должен возместить ущерб потерпевшему за нарушение неприкосновенности его прав собственности. Бенсон полагает, что, несмотря на отсутствие объективно поддающихся измерению потерь в таких случаях, «стандартизированные правила, которые обычно воспринимаются членами сообщества как справедливые, по всей вероятности, будут устанавливаться с помощью прецедента, позволяя в суждениях указывать платежи, которые являются разумно подходящими для большинство уголовных преступлений» [59].

Линда и Моррис Таннехилы приводят аналогичный пример, отмечая, что грабитель банка, который раскаялся и вернул деньги, всё ещё должен выплатить компенсацию за угрозу жизни и безопасности сотрудников и клиентов, в дополнение к расходам оборонного агентства, которое было вызвано кассиром. Грабитель также потерял бы значительную часть репутации. Специализированные компании могут перечислять агрессоров, чтобы любой желающий иметь дело с человеком мог сначала проверить его досье.

Грабитель банка счёл бы страховые компании перечисляющими его как очень плохой риск, а другие фирмы не захотели бы заключать с ним контракты [60]. Одним из сложных применений оборонительного насилия является акт революционного насилия включая либертарианскую революцию против тиранических режимов.

Многие либертарианцы восхищаются американской революцией как «законным актом людей, работающих вместе, чтобы бороться против тиранических ограничений их свобод». Фактически, согласно Ротбарду, американская революционная война была единственной войной с участием Соединённых Штатов, которая могла быть оправдана [61].

Некоторые либертарианцы, такие как Сэмюэль Эдвард Конкин III , считают, что насильственная революция контрпродуктивна, и предпочитают добровольные формы экономической сецессии, насколько это возможно. Два основных моральных подхода к анархо-капитализму различаются в отношении того, оправдано ли анархо-капиталистическое общество деонтологической или консеквенциалистской этикой, или и той, и другой.

Естественно-правовой анархо-капитализм который отстаивал Ротбард считает, что универсальная система прав может быть выведена из естественного права.

Философия анархизма за 10 минут

Некоторые другие анархо-капиталисты не полагаются на идею естественных прав, но вместо этого представляют экономические обоснования для капиталистического общества свободного рынка. Такой последний подход был предложен Дэвидом Д. Фридманом в «Механике свободы» [62]. В отличие от других анархо-капиталистов а в особенности Ротбарда Фридман никогда не пытался отрицать теоретическую убедительность неоклассической литературы о « провале рынка », но открыто применял теорию как к рыночным, так и к государственным институтам см.

При этом он не был склонен критиковать экономическую эффективность как нормативный ориентир [53]. Сообщества суверенных лиц, естественно, изгоняют агрессоров так же, как этические методы ведения бизнеса, естественно, необходимы конкурирующим предприятиям, которые подчиняются дисциплине рынка.

По его мнению, единственное, что необходимо обсудить, это характер договорного механизма, который отменяет государство или препятствует его возникновению там, где формируются новые сообщества [16].

Как в своих коллективистских , так и в индивидуалистических формах анархизм обычно считается радикальной левой и антикапиталистической идеологией, которая поддерживает социалистические экономические теории, такие как коммунизм , синдикализм и мютюэлизм [63] [64].

Классические анархисты считают, что капитализм несовместим с социальным и экономическим равенством, и поэтому не признают анархо-капитализм в качестве анархистской школы мысли [65] [66] [67]. В частности, они утверждают, что капиталистические операции не являются добровольными и что поддержание классовой структуры капиталистического общества требует принуждения, которое несовместимо с анархистским обществом [62].

Мюррей Ротбард утверждает, что современная капиталистическая система действительно не является должным образом анархической, потому что она так часто вступает в сговор с государством. По словам Ротбарда, «то, что сделали Маркс и более поздние авторы, — это объединение двух чрезвычайно разных и даже противоречивых концепций и действий в рамках одного портманто-термина. Эти две противоречивые концепции — это то, что я бы назвал капитализмом свободного рынка, с одной стороны и государственный капитализм с другой» [68].

Он продолжает: «Государственный капитализм неизбежно создаёт всевозможные проблемы, которые становятся неразрешимыми». Несмотря на заявления Ротбарда, марксисты делают различие между капитализмом свободного рынка и государственным капитализмом [69]. Термин «государственный капитализм» был впервые использован марксистским политиком Вильгельмом Либкнехтом в году [70] и Фридрих Энгельс , который разработал марксистскую теорию, говорил о капитализме с государственной собственностью как другой форме капитализма [71].

Ротбард утверждает, что анархо-капитализм является единственной истинной формой анархизма — единственной формой анархизма, которая могла бы существовать в реальности, поскольку он утверждает, что любая другая форма предполагает авторитарное принуждение к политической идеологии, такое как «перераспределение частной собственности» [72].

Согласно этому аргументу, свободный рынок — это просто естественная ситуация, которая возникает в результате освобождения людей от принудительной власти и влечёт за собой создание всех общественных объединений, таких как кооперативы, некоммерческие организации, предприятия и так далее. Более того, либертарианцы утверждают, что для применения левых анархических идеалов потребуется какой-то авторитарный орган для их навязывания. Основываясь на их понимании анархизма, чтобы принудительно предотвратить накопление частного капитала людьми обязательно будет какая-то организация перераспределения, которая будет иметь полномочия по существу взимать налог и перераспределять полученные ресурсы для большей группы людей.

Они приходят к выводу, что этот орган по своей природе будет иметь политическую власть и будет не чем иным, как государством. Разница между такой договорённостью и анархо-капиталистической системой заключается в том, что анархо-капиталисты считают добровольную природу организации внутри анархо-капитализма контрастирующей с централизованной идеологией и парным исполнительным механизмом, который, по их мнению, был бы необходим в условиях принуждения эгалитарно-анархистской система [62].

С другой стороны, классические анархисты утверждают, что государство просто необходимо для поддержания неприкосновенности частной собственности и функционирования капитализма [73]. Что ни одна из провозглашённых анархистских групп не соответствует либертарианскому положению, что даже самые лучшие из них имеют нереалистичные и социалистические элементы в своих доктринах». Кроме того, он сказал: «Поэтому мы должны сделать вывод, что мы не анархисты и что те, кто называет нас анархистами, не имеют прочной этимологической основы и совершенно неисторичны.

С другой стороны, очевидно, что мы не являемся архистами: мы не верим в создание эффективной тиранической центральной власти, которая может держать всё под своим контролем силовыми или несиловыми методами.

Возможно, тогда мы могли бы назвать себя новым именем: неархист» [74]. Представители некоторых анархических движений отказывают анархо-капитализму в принадлежности к анархизму , утверждая, что традиционно анархизм сложился как антикапиталистическое учение.

Считается, что такие основоположники анархизма как Уильям Годвин и Пьер-Жозеф Прудон выступали против собственности на средства производства и против капитализма. Однако определения терминов у анархистов XIX в. В частности, именно Прудоном выдвинут следующий лозунг: «Уничтожьте собственность и сохраните владение!

Отсюда и особая природа денежного капитала. Институт наследования рассматривался Прудоном как следствие возникшего института собственности. Институт наследования регулировал отношения по передаче имущества вследствие смерти собственника по признаками родства, а также его разделения между членами его семьи. Такое имущество передаётся лицу на праве узуфруктуария пользователя имущества. Манципация есть развитие института собственности. Из антикапиталистического пафоса Прудона не следует отрицания частной собственности как таковой, а проводимые им различия между «собственностью» и «владением» достаточно произвольны.

Кроме того, позиция Прудона относительно собственности претерпела значительные изменения [76]. Будучи противником капитализма, Прудон не менее страстно выступал и против коммунизма. Его современные последователи определяют себя как «антикапиталистов свободного рынка» англ. Резкие выступления против коммунизма известны и со стороны других известных анархистов — например, Макса Штирнера , Бенджамина Такера , Михаила Бакунина , Алексея Борового и Льва Чёрного [78].

Таким образом, представления об антикапиталистической направленности анархизма, в смысле отрицания реально существующего капитализма, не всегда носят прокоммунистический и антирыночный характер.

Ещё одной распространённой причиной отказа для анархо-капитализма в принадлежности к анархическим движениям является вхождение анархо-капиталистов в состав парламентаристских партий например, в Либертарианскую партию США. Однако анархо-капиталисты могут разделять и антипарламентаристские идеи традиционного европейского анархизма волюнтаристы , агористы.

Такие известные антикапиталистические анархисты XIX века, как Пьер-Жозеф Прудон или Альберт Либертад также выдвигали кандидатуры и избирались в органы местного самоуправления , так же как и теоретик платформистского направления коммунистического анархизма Жорж Фонтейни в середине го. Таким образом, парламентаристская деятельность не является специфической для представителей анархо-капитализма.

Классический либерализм имеет первостепенное влияние на анархо-капиталистическую теорию. С тех пор, как Джон Локк впервые изложил либеральную философию, у классических либералов были две основные темы: человеческая свобода и ограничение государственной власти. Свобода человека выражалась в естественных правах , в то время как ограничение государства основывалось для Локка на теории согласия [en].

В XIX веке классические либералы возглавили атаку против этатизма. Одним из примечательных авторов был Фредерик Бастиа Закон [en] , который писал: «Государство — это великая фикция, с помощью которой каждый стремится жить за счёт всех остальных». Первые либералы считали, что государство должно ограничиваться ролью защиты свободы и собственности, и выступали против всего, кроме самых минимальных экономических правил.

Некоторые индивидуалисты пришли к выводу, что либеральное государство само насильственно забирает собственность через налогообложение, чтобы финансировать свои услуги по защите, и поэтому казалось логически непоследовательным противостоять воровству, в то же время поддерживая финансируемого налогом защитника.

Таким образом, они защищали то, что можно рассматривать как радикальный классический либерализм, поддерживающий только добровольно финансируемую оборону конкурирующих частных поставщиков.

Одним из первых либералов, который обсуждал возможность приватизации защиты индивидуальной свободы и собственности, был француз Жакоб Мовийон [en] в XVIII веке. В х годах Юлиус Фоше [en] и Гюстав де Молинари выступали за то же самое. В своём эссе «Производство безопасности» Молинари утверждал: «Ни одно правительство не должно иметь права мешать другому правительству вступать с ним в конкуренцию или требовать, чтобы потребители безопасности приходили исключительно к нему за этим товаром».

Молинари и этот новый тип антиэтатистских либералов основывали свои аргументы на либеральных идеалах и классической экономике. Историк и либертарианец Ральф Райко [en] утверждает, что то, что «придумали» эти либеральные философы, было формой индивидуалистического анархизма или, как его сегодня называют, анархо-капитализма или рыночного анархизма [81].

В отличие от либерализма Локка, который считал, что государство развивается из общества, антиэтатистские либералы видели фундаментальный конфликт между добровольным взаимодействием людей то есть обществом и институтами агрессии то есть государством.

Идея «общество против государства» была выражена различными способами: естественное общество против искусственного общества, свобода против власти, общество контракта против общества власти и индустриальное общество против воинствующего общества, и это лишь некоторые из них [82].

В начале XX века мантию антиэтатистского либерализма переняли «старые правые». Это были антимилитаристы , антиимпериалисты и позже противники Нового курса.

В х годах появился новый «объединённый консерватизм», также называемый «консерватизмом Холодной войны », овладевший правыми в Соединённых Штатах, подчёркивающий антикоммунизм. Это побудило либертарианских старых правых отделиться от правых и искать альянсы с теперь левым антивоенным движением , и начать создавать конкретно либертарианские организации, такие как Либертарианская партия.

На Ротбарда оказали влияние работы американских индивидуалистических анархистов XIX века [83] на которых также оказал влияние классический либерализм. Зимой года, под влиянием нескольких анархистов-индивидуалистов XIX века, Ротбард решил отказаться от минимального государственного вмешательства и принять индивидуалистический анархизм [84].

В году он сказал: « Лизандер Спунер и Бенджамин Р. Такер были непревзойдёнными политическими философами, и сегодня нет ничего более необходимого, чем возрождение и развитие в значительной степени забытого наследия, которое они оставили политической философии» [85] , Он считал, что они ошибочно понимали экономику, поскольку индивидуалисты XIX века под влиянием классических экономистов руководствовались трудовой теорией стоимости , а Ротбард принадлежал к австрийской школе, которая не согласна с трудовой теорией стоимости.

Он считал, что экономические последствия политической системы, которую они защищают, не приведут к экономике, в которой людям будут платить пропорционально суммам труда, и при этом прибыль и проценты не исчезнут, как ожидали анархо-индивидуалисты.

Такер считал, что нерегулируемый банковский и денежный выпуск вызовет увеличение денежной массы, так что процентные ставки упадут до нуля или приблизятся к нему. Ротбард не согласился с этим в «Доктрине Спунера-Такера: взгляд экономиста». Он говорит, что, во-первых, Такер ошибался, полагая, что это приведёт к увеличению денежной массы, потому что денежная масса на свободном рынке будет саморегулируемой. Если бы это было не так, то возникла бы инфляция, поэтому не всегда желательно увеличивать денежную массу.

Во-вторых, он говорит, что Такер ошибочно полагает, что интерес исчезнет независимо от того, что люди в целом не хотят давать свои деньги другим без компенсации, поэтому нет причин, по которым это могло бы измениться только потому, что банковское дело было нерегулируемым. Такер придерживался трудовой теории стоимости, и в результате он думал, что на свободном рынке людям будут платить пропорционально тому, сколько труда они приложили и что, если они не будут заняты, имело место эксплуатация или «ростовщичество».

Как он объясняет в Государственном социализме и анархизме , его теория заключалась в том, что нерегулируемая банковская деятельность приведёт к тому, что будет доступно больше денег, и что это позволит распространить новые предприятия, что, в свою очередь, повысит спрос на рабочую силу. Это привело его к мысли, что трудовая теория стоимости будет оправдана, и равные трудовые ресурсы получат равную оплату.

Будучи экономистом АЭШ, Ротбард не соглашался с теорией труда и считал, что цены на товары и услуги пропорциональны предельной полезности , а не количеству рабочей силы на свободном рынке. Он не думал, что в людях, получающих доход, есть что-то эксплуататорское в зависимости от того, сколько покупатели их услуг ценят свой труд или что производит этот труд. Особое значение для анархо-капиталистов, Такера и Спунера имеют идеи « суверенитета личности », рыночная экономика и оппозиция коллективизму.

Определяющим моментом, по которому они согласны, является то, что защита свободы и собственности должна обеспечиваться на свободном рынке, а не государством.

Такер полагал, что «Защита — это тоже услуга, ничем не отличающаяся от иных услуг, а предоставление услуг защиты в равной степени полезная и востребованная профессия, и, следовательно, их оборот можно в полной мере рассматривать в контексте рыночного закона спроса и предложения. То есть, мы можем утверждать, что в настоящий момент производство и продажа этого товара услуги монополизированы государством, и государство подобно всякому монополисту устанавливает непомерные цены» [87].

С точки зрения анархо-капитализма в свободном обществе правоохранительные , судебные и прочие услуги обеспечения безопасности должны предоставляться на свободном рынке, в рамках конкуренции между поставщиками этих услуг и выбираться и финансироваться потребителями в добровольном порядке, а не централизованно посредством «конфискационного» налогообложения.

Деньги , наряду со всеми другими товарами и услугами , должны предоставляться в частном порядке и на конкурентной основе на открытом рынке. Следовательно, личная и экономическая деятельность в условиях анархо-капитализма должна регулироваться непосредственно жертвами и их непосредственно выбранными агентами через рыночные организации по урегулированию споров в рамках контракта, а не по закону через централизованно определяемое наказание при политических монополиях, которые имеют тенденцию порождать коррупцию через коллективизацию собственности и искажение рыночных сигналов.

Регулирование бизнеса, такое как корпоративные стандарты, связи с общественностью, маркировка продукции, правила защиты прав потребителей , этика и трудовые отношения, должны регулироваться добровольно через использование конкурентных торговых ассоциаций, профессиональных обществ и органов по стандартизации; теоретически это обеспечило бы рыночный доступ к решениям предприятий и позволило бы рынку эффективно взаимодействовать с предприятиями с помощью потребительских союзов вместо централизованных нормативных мандатов для компаний, навязываемых государством, который, как утверждают либертарианцы, неэффективны из-за регулятивного захвата [88].

Некоторые либертарианцы полагают, что можно привести в пример несколько исторических обществ, близких к анархо-капитализму. Экономист и либертарианец Брайан Каплан полагает, что мы можем рассматривать свободные города средневековой Европы как пример безгосударственных или практически безгосударственных обществ [89] :.

Будучи первыми свободными звеньями в цепи феодализма, эти города стали центрами экономического развития, торговли, искусства и культуры в Европе.

Они были убежищами для беглых крепостных, которые таким образом могли по закону обрести свободу, если оставались не пойманными в течение года и одного дня. Эти общества также являлись примером того, как люди могут самостоятельно создавать и объединяться в ассоциации правозащитного, страхового и общинного толка.

Конечно же, левые анархисты и анархо-капиталисты по-разному смотрят на пример свободных городов: левые подчёркивают коммунистические и эгалитарные аспекты в устройстве свободных городов, тогда как правые указывают на практически нерегулируемый свободный рынок и стихийный порядок, в рамках которого развилось огромное количество услуг включая защиту, безопасность и судебную систему , предоставляемых частниками на свободном рынке.

Либертарианский идеолог Д. Фридман считал, что «Средневековые исландские институты отличаются в определённом смысле своеобразными и интересными особенностями. Они вполне могли быть результатом фантазии сумасшедшего экономиста, решившего проверить, могут ли рыночные системы вытеснить государство в его самых основополагающих функциях» [90]. Не называя исландское общество в полном смысле анархо-капиталистическим, Фридман полагает, что правовая система Исландского содружества очень близка к анархо-капиталистической [91] , так как, несмотря на то, что в то время существовала единая законодательная система, сама правоприменительная практика носила исключительно частный и в определённом смысле капиталистический характер.

Таким образом, это может служить примером того, как анархо-капиталистическое общество может функционировать.

• Чего Я Хочу Достичь В Этой Жизни
• Суши И Роллы Разница Фото
• Королевский Пудель Фото
• На Пути К Жизненному Успеху Тест
• Жизнь В Филиппинах
• Правила Жизни Дэвида Боуи
• Транскрипция Слова Жизнь
• Заполните Таблицу Разделы Экономической Науки
• Опасности В Повседневной Жизни